C высокого берега Осетра, с живописного картинного пригорка, растущего от ул. Нижней деревни Власьево Луховицкого района, хорошо виден лес на другом берегу реки (тот, что справа на кадре). Далёкий и зовущий, он будоражит охотничий инстинкт грибника. Стоишь бывало, лениво почёсывая пузо, и представляешь, как там, в прохладной тишине нетронутых опушек, по ночам крепчают боровики, приподнимая своими коричневыми растущими крепкими шляпками прошлогоднюю хвою. В березняке зовущими группами рассыпаны подберезовики и подосиновики, а вдоль тропинок растут в розницу сыроежки и другая безродная грибная сволочь.
В субботу на дачу приехал Максим Николаевич, чтобы помочь вывести скарб и пожитки обратно в Москву - сезон детских криков, немытых ног и поцарапанных конечностей закончен. Заядлый жизнелюб и стихийный грибник, закаливший свою приязнь к трубчатым и пластинчатым в благодатной для этого промысла Прибалтике, Максим с радостью отозвался на моё предложение форсировать водную преграду и осуществить захват грибных полян в лесу-через-реку. Со стороны это мероприятие выглядело вполне подходящим для блиц-крига. План был такой - переплыть реку с узлом одежды (по-Чапаевски), дойти бодрым шагом до леса, набрать пару корзин грибов и к обеду вернуться домой, на дачу, под радостные и восхищённые крики домочадцев.
Мои призывы одеться для похода в лес Максим проигнорировал - пошёл как был - в сандалиях, шортах и майке на босое тело. Сказал, мол, отродясь в лес в плотной одежде не хаживал!
Мои призывы одеться для похода в лес Максим проигнорировал - пошёл как был - в сандалиях, шортах и майке на босое тело. Сказал, мол, отродясь в лес в плотной одежде не хаживал!
Реку мы перешли вброд на стремнине, погружаясь не глубже, чем по пояс. Дорогу нам показал местный костлявый житель преклонных лет, который согбенно ковырялся под камнями и в тине на быстром участке реки в попытке изловить леща или голавля, уткнувшихся мордой в какую-нибудь нору или валун. Ясное дело, совершенно напрасно. Вся рыба, собравшись в омуте в трёх метрах от этого деда, высовывала головы из воды и беззвучно ржала над наивным методом ловли, который в эпоху электронно выверенных твистеров и компьютерно рассчитанных траекторий заброса при рыбалке с эхолотом, стал полным анахронизмом даже для мелких пескарей и уклеек.
Пока мы одевались на крутом диковатом берегу, поросшим ежевикой, мне был явлен первый сигнал: маленький черный муравьишко нагло укусил меня в основание члена. Мурашки побежали по .... В общем, они пошли до самого конца. Было больно, но интересно. Яд распространялся быстро и приводил к легкому приятному онемению в пострадавшем органе. И в этом происшествии я увидел сигнал. Как бы (иносказательно) лесной житель (посланец) передал нам (через меня), что там, в лесу, куда мы собираемся, нас нас не ждут (на х.ю видали). Но если мы всё-таки сунемся, то будем покусаны (куда - не уточняется, но можно предполагать, что это будет болезненно и достаточно чувствительно)!
Прислушиваясь к происходящему возрождению чувствительности в трусах, я выбрался первым на берег. В туристических ботинках и брюках из плотной ткани, вырвавшись из путаницы побегов-лиан ежевики и дикой малины, я шагнул в царство травы. Растительность, которая с противоположного берега смотрелась невинным зеленым луговым покрывалом, при ближайшем рассмотрении оказалась махровыми зарослями изумрудной матёрой крапивы, перемежаемой чертополохом, засохшим в трёхметровой (клянусь, не меньше) высоте. Эту красоту разбавляли тропические заросли полыни, идущие по углублениям во влажном грунте. Полынь, представленная каким-то своим явно диким и редким видом была похожа на кусты орешника - стебель толщиной в черенок от лопаты и крона, раскинувшая ароматные пуговички чуть выше моего роста. Всё это природное великолепие дополнялось остьем сухой травы с режущей кромкой агрессивной соломы внизу, подёрнутой ползучими колючими стеблями неясной этимологии. Крупные божьи чёртовы коровки агрессивного раскраса (чёрные черепа на красных полукружьях бронированного корпуса), чавкая, жрали тлю и других мелких паразитов на поражённых стеблях мясистой лебеды, в воздухе над нами кружился рой чёрных злобных мух, готовых по приказу вожака спикировать на участки нашей загорелой кожи, не защищенной одеждой.
Где-то вдалеке, с надеждой поглядывая на нас, кружился стервятник средних размеров и, чуть поодаль, барражировали два крупных ворона. Их уверенность в скорой поживе внушала нам некоторую тревогу, усиливавшуюся неимоверным количество лёжек дикого зверья - видимо, кабанов, встречавшимися нам везде по пути.
Мы, честно говоря, не ожидали увидеть эти среднерусские джунгли. Попытка пробиться через них показала необходимость наличия мачете или огнемёта. Продвинувшись метров сто вперёд, мы поняли, что живыми до леса не дойдём. Передвижение по этому чертолесью было адски трудным и медленным, каждый шаг давался с трудом - весь этот полевой биоценоз отчаянно сопротивлялся нашему движению, цеплялся за ноги, набивал складки чертополохом и колючками, хлестал, бил, путался и лез в глаза, рот и обильно потеющие складки тела. Движение осложнялось еще и тем, что местность под "травой" оказалась сырой и микро-холмистой - ноги вязли сначала в грунте, потом в лианах, затем увязали в стеблях и, с услужливо подпихиваемой в носки и под стельки колючкой чертополоха, предательски подворачивались, скользя на стеблях полыни.
Мы, честно говоря, не ожидали увидеть эти среднерусские джунгли. Попытка пробиться через них показала необходимость наличия мачете или огнемёта. Продвинувшись метров сто вперёд, мы поняли, что живыми до леса не дойдём. Передвижение по этому чертолесью было адски трудным и медленным, каждый шаг давался с трудом - весь этот полевой биоценоз отчаянно сопротивлялся нашему движению, цеплялся за ноги, набивал складки чертополохом и колючками, хлестал, бил, путался и лез в глаза, рот и обильно потеющие складки тела. Движение осложнялось еще и тем, что местность под "травой" оказалась сырой и микро-холмистой - ноги вязли сначала в грунте, потом в лианах, затем увязали в стеблях и, с услужливо подпихиваемой в носки и под стельки колючкой чертополоха, предательски подворачивались, скользя на стеблях полыни.
Максим, с голыми ногами, покрывшимися мгновенно сеткой царапин, мужественно боролся с флорой, постепенно отставая, видимо, от потери крови.
Через несколько минут стало понятно, что наша попытка блиц-крига обречена. Добраться до опушки, учитывая установившийся темп движения, до первых холодов было нереально. Максим сильно отстал и, судя по звукам, начал разговаривать с крапивой. Беседа велась на повышенных тонах. Оппоненты не стеснялись в выражениях.
Так продолжаться больше не могло. Сил оставалось всё меньше, а дистанция не сокращалась. Полынь смеялась над нами, забрасывая за шиворот пригоршни своих ароматных семян, а чертополох, издевательски хохоча, пытался забиться за пояс. Стервятник перешел на бреющий полёт, и пролетая прямо над нашими головами, старался испытующе заглянуть своими янтарными дисками нам поглубже в глаза, несколько опережая события. Мы поняли, что рискуем по-крупному, когда в какой-то момент стадо божьих коровок как по сигналу перестало хрумкать тлёй и повернулось синхронно в нашу сторону. Их количество и размеры позволяли предполагать, что при умелых командных действиях красно-чёрных стервятник может остаться голодным. Стало по-настоящему страшно.
Мы развернулись, обращаясь в бег. Сзади что-то ухало и трещало, свиристело и хрюкало. Крапива издевательски хлестала по мордасам, ежевика развязывала шнурки и покалывала щиколотки, где только могла дотянуться. Обиженный стервятник зло сплюнул и заложил крутой вираж к деревне, откуда вскоре стал натужно подниматься с овечкой в когтях. Вороны рассеялись в воздухе, уступив место стрекозам и щеглам.
Мы выбрались, доплелись до берёзы и упали в её корнях, обратив взгляды на неприступный лес. По предложению Максима, пошли берегом в поиске альтернативного пути. Исцарапанные и поколотые, мы воспринимали густую стену луговой растительности, через которую пробирались вдоль обрыва реки, как мягкую шелковистую травушку. Мокрые и уставшие, мы чуть брели по берегу, поглядывая налево. Проклятый лес, насупившись, шёл рядом, сурово поглядывая на нас через поле непроходимых зарослей.
Впрочем, Макс оказался прав. Вскоре нам повезло, через некоторое время дикое поле закончилось, его сменил другой тип растительности - обычная крапива и колючки, и мы смогли почти без потерь добраться таки до вожделенных деревьев.
Естественно, едва войдя в лес, мы испытали разочарование - лес оказался не грибофильным. Тень от высоких деревьев и мощнейший подлесок, заполоняющий все дыры на земле, не давал шансов благородным фунгам подняться от грибниц, преодолевая сопротивление плотной корки конкурирующей друг с другом на нижних этажах растительности. Кроме того, темнота чащи давала мало шансов получить достаточное количество солнечной энергии тем, кто бы рискнул прорваться через агрессивный плотный покров.
Даже под соснами мы нашли не сказочные очаровательные полянки с гнилой безобидной хвоей, а всё тот же злобный густой "подшёрсток".
Стало понятно, что мурашкино предупреждение было пророческим. Покусанные, ободранные и измождённые мы возвращались обратно с думой о прохладной речной воде. Подходящее для обратной переправы место нашлось примерно в километре ниже по течению от того места, где Осётр был форсирован вброд. Река тут была спокойна, черна и глубока. Вот тут пригодились целофановые пакеты. Одежда и обувь в них, поднятые над головой в узелке, доехали до другого берега почти без потерь.
До деревни с места нашей переправы было рукой подать. Минут на десять ходьбы средним шагом. Приятные антропоморфные луга "родного" берега, в отличие от агрессивного и злобного противоположного, являли собой отраду для глаз и босых ног. Кроме того, с первых шагов начали попадаться шампиньоны, которые старательно извлекались целыми семьями Максимом, на горящих ногах спешащего домой.
Справа от нас в обрамлении деревьев неспешно текла река, слева на высоком холме росла прекрасная роща, наполненная кряжистыми старыми дубами, клёнами и ясенями - остатками реликтового широколиственного леса из помещичьей рощи, лесами того типа, который (как свидетельствуют ботанические историки) до XV века укутывал весь юго-восток Подмосковья...
В общем, мы не удержались, и зашли в этот славный лес, чтобы проверить его гриботворящие свойства. Вскарабкавшись по тропинке на круче, запыхавшись, мы вскоре стояли на вершине кряжа. Вокруг царил непролазный полумрак - кроны деревьев, перекрываясь на верхних этажах в конкурентной борьбе за фотоны, почти полностью исключали попадание солнечных лучей в нижние этажи. Лес был очень живописным, разрезанный оврагами и балками с текущими в них ручейками, полон заломов и гниющих деревьев, в сырости которых мы заметили даже заросли хвоща, достаточно редкого у нас растения.
В некоторых деревьях были дупла, а земля внизу, почти без растительности, была чёрной и сырой. Этот лиственный лес - достаточно нетипичное явление для средней полосы - был полон своей особенной красоты - в него вполне органично вплетались крики воронов, тихий посвист ступы Баби-Яги, медленно лавирующей между кронами деревьев, а появление на дорожке медведя с обёртки конфеты, эксплуатирующей пейзажи Шишкина, было бы вполне ожидаемо.
Холодный, отстраненный, но красивый лес. Очень художественный, но не дружелюбный. Мы прошли по нему пару километров по хорошо протоптанной тропе, огибая деревню по кругу. Возле очередного ручейка Максим нашёл невероятные грибы - дождевики. Большими плотными белыми патиссонами они росли вдоль дорожки. С горящими глазами Макс набил ими пакет. Он уверял меня, что они съедобны, вкусны и даже полезны в это время года. Стало очевидно, что потеря крови начала сказываться на когнитивных способностях. Бред горячечного типа. Я заторопился - в скором времени моему товарищу могла понадобиться медицинская помощь профессионалов в белых халатах. К тому же по кровавому следу, который стелился за Максом, кто-то шёл: вдалеке раздавалось чьё-то сопение и приближавшиеся тяжёлые шаги. Впрочем, сам пострадавший, разбрызгивая из многочисленных мелких царапин и порезов на ногах кровь на хвощ, видимо, находился в состоянии эйфории - видимо, это эффект воздействия полынного сока, обильно проникавшего в порезы во время нашего путешествия по джунглям. Поэтому я увлёк товарища на последний холм, за которым виднелись просветы живого неба. бегом, несмотря на его сопротивление и жалобы на боль в повреждённом в дальней молодости (по пьянке, бронетранспортёром) колене.
В деревню мы вошли с другой стороны. Истерзанные, уставшие и счастливые, с шампиньонами и дождевиками, мы замыкали кольцо нашего путешествия по Власьевскому заповеднику - золотому кольцу Луховиц. Максим смог самостоятельно дойти до дома и там получил срочную амбулаторную помощь - стакан кваса и раскладное кресло.
Вот такое локальное приключение на ровном месте. Подвожу краткие итоги нашего похода: лес за рекой разочаровал, роща возле деревни восхитила, а муравей был прав, хотя он и насекомое.
