Питер-Москва

В Санкт-Петербурге всё гротескно столичнее, чем в первопрестольной - людские страсти, длинна и интенсивность дождей, белые ночи, паузы в диалогах подгулявших финнов, поводки у собак и ручки у зонтиков.

Поребрики здесь, в отличие от московских бордюров, крошащихся на второй год как ржаной хлеб, привычно базальтовые или гранитные, а булки хлеба, честно черствея, мраморно каменеют на второй день, не пытаясь стать вечными, как стены Кремля.

Зонтик здесь - наипервейший аксессуар горожанина, а дворники-стеклоочистители у машин умеют смахивать не только осадки, но и слезу по безвременно ушедшему лету.

Кроме прогулочного флота на водных артериях, в Питере даже в Фонтанке можно встретить перископ подводной лодки, а бравых морячков - повсеместно.

 Душевность скверов и парков целиком компенсирует их скромность в размерах и относительную малочисленность.

Но, что самое главное, в Питере ещё не вывелись до конца люди, индивидуальности, нестандартные черты которых Москва научилась шлифовать до человечьей неразличимости за считанные недели.

Чудесный город, что и говорить. Но самое волшебное в нём то, что теперь в нём живу я - белорусский кочевник, сбившийся в своём пути на Восток и повернувший на Северо-Запад. Его не зря называют "край" - это действительно русская украина, населённая во многом этническими последователями вольнолюбивых новгородцев, щедро перемешанных  с честными финским субстратом.

Оттого здесь так много привычной мне белобрысости и небесной голубизны в чудских глазах...

Мне здесь хорошо и комфортно, на удивление. И я хочу, чтобы это чувство не истощилось и не пропало в суете и суматохе дней.