Родина прадеда

С краю белорусской ойкумены

В очень средние (по качеству) века

Поселилось племя бедной шляхты

Мять (по знаку) москалю бока.

Их, как панцирных бояр по роду,

Привлекла земля - бери и сей.

Кузницу поставив в огороды

Иммигранты луцких трех семей

Обустроили отчизну на чужбине,

Псалтырь польский бережно храня.

"Мы католики! Мы шляхта из Волыни!" -

Обозначили для всех других себя.

Скоропадские, Смыковские, Гулевич.

Три фамилии - всего одна судьба.

Триста лет прошли в одной деревне -

С москалем не выдалась война.

Сталь мечей и копья - ржа в обломках,
Зря крепил границу Радзивилл.

Но зато блестел металл на кромках

Лемехов, граблей, серпов и вил.

На песке, на почвах каменистых,

Наш "поляк" свой урожай растил.

И, сквозь трудности и лихолетья жизни

Веру предков честно сохранил.

Двести лет назад, без капли крови

Этот край вдруг русским снова стал.

Польшу, оскорбленную до боли,

Разделили. Растащили по верстам.

Суд Екатерины строг был к "пшекам" -

Из панов в крестьян их - за труды!

Покряхтели для приличья наши деды,

А что делать? Лишь бы не было войны!

Бились, размножались, веселились,

Польский хоть не знали, но блюли!

В общем, ничего себе так жили,

Расползаясь по краям родной земли:

Кто в столыпинские на Амур подался,

С революции - в китайском корабле,

Род от Сиднея до Рио разбежался,

20 тысяч нас сейчас. По всей земле.

Мы теряем корни, отрываясь...

Говорим на разных языках.

В граждан без наследства превращаясь,

Забываем о шляхетских стариках...

***

Край родной, ковчег фамильных склепов,

Брошенной деревней на краю

Ты хранишь в венцах столетних голос дедов,

Память, душу рода
- летопись мою...

Гомель. Румянцев. Паскевич. Парк

Все, что делает богатый человек для себя - становится шедевром, а что для общества - унылым предметом - потому как это всегда либо больница либо приют, в лучшем случае - библиотека.

Вот так и с гомельским парком, который, пожалуй, и составляет лицо города. Потому как, кроме парка и чудесной реки Сож, разрезающей город на две части, Гомелю, по сути, гордиться нечем. Без обид. Сам там родился. Вернее, гордиться можно, но особо нечем - нет больше изюминки и уникальности в городе. А вот в парке - есть! И храмовый ансамбль, и церковный, и парк - как симбиоз человечьего труда и исходной красоты ландшафта...

Вот только дорожки эти из серой плитки - несколько не аутентично, как мне кажется. Но мэру лучше знать кому завод по плитке принадлежит.
Я застал в Гомеле цветение зрелой весны, когда все зеленое раскрывает тысячи переходов и нюансов оттенков цвета.
И сказать больше нечего. Надо смотреть. А лучше один раз приехать. Этот парк определенно стоит этого. Особенно летом и осенью.




Вот немного истории, нет, не парка. Гомеля.

И чудесные фрагменты ландшафта с перепадами высот.

Мядель. Младший брат Селигера

Белоруссию часто называют "младшей" в отношении всего русского. Народ белорусский- "младший брат" русского, МАЗ - младший брат КАМАЗа, метрополитен минский - младшая сестра московского метро. Природа как бы тоже вторит этим человеческим глупостям и демонстрирует в чисто белорусском уступчивом и толерантном ключе свою скромность в повторах. В России - Селигер с его группой озёр, в Беларуси - Нарочь, Мядель и Мястро. Младшенькие - поменьше, поскромнее, попрозрачнее.Край этот - полоса соприкосновения славян с лето-литовскими племенами, что щедро закреплено в топонимах и оронимах. Почти все названия населенных пунктов, рек и озер - литовского жемайтско-аукшайтского генезиса.

И все-таки белорусские озера действительно "младший брат" Селигера. Они очень родственны по происхождению и природе, но сильно отличаются по глубине антропогенного воздействия. Селигер перенаселен людьми и инициативами, белорусские же озера хранят почти патриархальный уклад хозяйствования.

Да, масштаб размаха водной глади не тот, но и цены на недвижимость не астрономические. К примеру, один (показанный мне пальцем) участок в первой линии от озера (15 соток + 25 в аренде) стоит USD 65 000. И это недорого за счастье конопатить свою лодку на берегу уникального водоёма, в местах, пропитанной историей битв русских с русскими, русских с немцами и поляков со всеми остальными.

Это северо-западная часть Беларуси, и весна здесь пришла чуть раньше Подмосковья. Пока рыбнадзор трепетно охраняет нерест леща, угря, плотвы, карася и других представителей местной ихтиофауны, прозрачная вода набирает температуру, готовясь к купальном сезону.
Там строгие законы - с берега ловить одной удочкой можно, но в воду лезть не смей - за сапоги, погруженные в озеро по щиколотку можно отгрести штраф долларов в 500. И так до 1 июня - до конца нереста. Поэтому сейчас можно просто любоваться горизонтами и мелкой рябью.
Озеро на фотографиях называется Мястро, оно всообщается с самым "раскрученным" белорусским озером - Нарочь, окруженным по периметру здравницами и всякими другими местами круглогодичного употребления спиртных напитков.
Посмотрел я всё это и захотел на Селигер. На рыбалку. С костром и обгоревшей фольгой, с кряканьем насосов, наполняющих резиновые лодки атмосферами, с утренним туманом на воде, с яркими звёздами летнего прозрачного неба над головой. Где всю ночь в кустах возится мелкое птичье мещанство, а в предрассветный час в озере ворочается не нагулявшаяся нечисть - хохочут русалки, хрюкает водяной и бьет изо всех сил своим плоским хвостом по водной глади местный нептунчик, призывая всю свою тиновласую рать к порядку.

О генезисе древлян

На родине моей мамы, в центральной Белоруссии, природа кротка и картинна, доверчива и благорасположена к человеку. В лесах можно ходить, а не продираться, в Нёмане можно купаться в любом месте, не боясь утонуть в болоте. Местные комары, прежде чем попить твоей кровушки, сначала вежливо спрашивают разрешение. На чистом белорусском. Природа здесь носит на себе следы вежливого, но настойчивого изменения человеком под свои нужды. Но сделано это без насилия, как-то гармонично. И поэтому здесь красиво, но не страшно.Эта территория до 1939 года была "под Варшавой", и мой дед, когда садился за празднично убранный стол, говаривал каждый раз, восхищенно оглядывая богатство сервировки и яств: "Як пры Польшчы!". На фото вверху - местность на берегу Нёмана рядом с санаторием "Высокий берег", на пути из Столбцов в Николаевщину. Эти места - родина самого главного белорусского поэта, канонизированного еще при жизни - Якуба Коласа (псевдоним, естественно. А так Мицкевич он, но не тот, не польский).
Здесь Коласом гордятся, его уважают, а язык его - образный, народный является образцом для подражания. Кажется, словами Коласа говорит сама природа. Не верите? Посмотрите сами - на каждом крупном камне сами собой проявляются слова его бессмертных произведений.
На въезде в Николаевщину вас встретят деревянные фигуры бабушки и внука. Этот редкий случай, когда отечественный аналог оказывается симпатичнее импортного (я о Пиноккио).

А теперь я поделюсь сакральными сведениями, которые не очень-то охотно становятся достоянием общественности. Только в последние годы над этой информацией приоткрывают завесу таинственности. В Николаевщине и в Столбцовском районе вообще был долгое время дефицит баб. И их приходилось выпиливать из дерева - их того материала, который был под рукой. Некоторые, из ценных пород сосны, были ничего, - трудолюбивые и старательные, хотя с лица - тяпка тяпкой! А другие - так себе, занозистые и пустые, иногда даже и трухлявые - тут уж как получится. Не каждому Пигмалиону, в общем, везло с первого раза. Это сейчас можно купить женщину в магазине, если в жизни не складывается, а раньше такого не было. Хочешь - стругай сам!

Кстати, тех деревянных баб, которые плохо себя вели, выносили из изб. И просто вкапывали в землю на берегу Нёмана - и переставали заботиться.

Поэтому местные племена и назывались древляне. В жилах этих людей кроме крови, до сих пор течет смола и тело, если что, потеет дёгтем.
Древляне сухи телом, легко намокают, а зимой от холода звенят и иногда потрескивают. Они хорошо плавают и любят сплавляться по рекам и озерам. За телом древлянина ухаживать не сложно, хотя к старости из него вместо песка начинает сыпаться труха. В общем, все бы ничего, если бы не короеды. Но с ними приучились бороться, тщательно проспиртовывая тело "Зубровкой". Это самый главный ритуал древлянина, который он тщательно блюдет и выполняет особенно трепетно и основательно и зимой и летом.

Я. Колас, как настоящий поэт своей земли, активно использовал тему леса (и деревьев в частности) в своих произведениях:
Как видите, деревья у него разговаривают друг с другом и автору понятен этот язык. Родня всё-таки!

Поляне неуважительно относились к древлянам, считали их народом отсталым и древним. Вот что пишет автор "Повести временных лет":

"...А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды...."

Ну да, верно. Возле воды росла ива - из нее получались самые гибкие и стройные бабы. Правда, их не строгали, а выплетали из лозы. Браков не бывало - это точно. Какой тут брак?! Если вышло нехорошо - приходилось всё переделывать! Убивали друг друга только по необходимости - когда надо было истопить баню или протопить дом - и то, только баб. Ели да, нечисто - руки не мыли - боялись повредить отшлифованные ладони. Но зато как ели?! Картошку в мундирах (с XVII века), свиные ноги в кожуре и грибы в собственном соку, прямо с червями, а рыбу запекали прямо в чешуе. Но это, извините, особенности национальной кухни!

Я - сын древлянки и дреговича (о них - в другой раз) и каждый раз трепещу, когда при мне мучают насекомое, плюют в колодец или ломают без нужды веточку. Даже на вербное воскресенье.

Чуть не забыл - главная мысль этой записи - берегите природу, люди!