Показаны сообщения с ярлыком поход. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком поход. Показать все сообщения

пятница, 15 августа 2008 г.

Отчет о сплаве 2007

Глава 1. Представление героев (традиционная и обязательная часть)

Альбиныч
Человек с девичьим отчеством и мужской фамилией, внешностью и тремя детьми. Удачливый и хваткий представитель литовской диаспоры, для которого слово Гудогай – не исковерканный звук сирены тепловоза, а название географического пункта, где его предки несколько сотен лет назад начали делить когда-то общие с белорусами земли, проводя межу поближе к своему родовому имению. На всякий случай. Тогда еще не знали, что такое сигареты и бензин, но уже четко представляли себе преимущества контрабанды перед фискальным бизнесом. Альбиныч, наделенный талантом креативного предпринимателя, в свое время очень дальновидно предпочел бизнесу в области продуктов питания ту область, которая обслуживает первую область и всецело сконцентрировался на товарах сантехнического и, извините за выражение, запорного плана. Но кто не знает, запорная арматура – это не совсем медицинский термин. Хотя, как говорят специалисты, лежит очень близко от прикладной проктологии.

Оля, жена Альбиныча
Хрупкая, юная блондинка с пронзительно голубыми глазами, холодными и огромными. Наполеон был бы польщен, если бы в его штабе был начальник с Олиными данными – расчетливый, волевой и бесстрашный. Закаляется в воспитании троих детей и одного мужа, ежедневно оттачивая навыки стратегического менеджмента, практикуясь в примерах применения позитивной мотивации под угрозой террора негативной.

Рузов Егор
Человек – гаджет. Только на третьем десятке понял, что его профессия, ставшая постепенно и неотвратимо бизнесом и образом жизни, – ни что иное, как подсознательный выбор человека, который нуждается в постоянном контакте с современными технологиями. Причем желательно на подопытных экземплярах. Егор из тех людей, которым, как говорится «палец в рот не клади». Не то, чтобы откусит. Наоборот, он сам из тех, кто постоянно сует свои пальцы в рот другим людям. Справедливости ради необходимо отметить, что он всегда делает это в перчатках и чаще всего с пользой для ротовой полости своих пациентов. Егор держит элитную клинику в плебейском квартале, защищаясь от люмпенов турникетом Управления «Беллфита». Если кто не знает, что означает слова «дока» - тому просто надо поближе познакомиться с Егором. Он из тех людей, который знает все обо всем и везде имеет собственное мнение. Причем, единственно верное. Правда, он честно готов это доказать в дискуссии, в проведении которых достиг профессиональной степени мастерства истинного политика, которому в принципе все равно, о чем судачить – главное – аудитория и победа над оппонентом. Любой ценой. Милое занудство всезнайки Егора научилась выносить в любом объеме только его жена – Лена. Для остальных случаев у Егора был всегда под рукой тесак, мачете и патентованный топор.

Лена Рузова
Тактичный и толерантный политик, миниатюрная девушка, выносившая своему мужу недавно первенца, оставленного под присмотром бабушек на время сплава. Скромность Лены равна ее житейской мудрости. За время жизни с Егором Лена научилась тому, что в каждом споре главное – не накал страстей и не предмет беседы, а контроль за количеством выпитого. Лена – хороший дизайнер и большая умница, но никогда этого не показывает. Так, на всякий случай.

Валик Лосев
Передовой менеджер одной из немногих частных компаний в Белоруссии. Интервью с ним украшают страницы немногочисленных бизнес-изданий, о его светских похождениях наслышаны сплетники подпольного белорусского гламура. Оригинал, владелец единственной в стране крыши из калининградского камыша ручной работы. Отлично дрессирует собак. Знает, чего хочет от жизни и регулярно получает от нее желаемое по накладной, сопровождаемой счет фактурой и инструкцией по применению с гарантийным талоном. Знает, что по счетам приходится платить. Недоброжелатели и завистники говорят, что Валентин заключил контракт с Мефистофелем, но это вряд ли. Это перец в Белоруссии с 1995 года не работает. Диавол не может оказывать финансовую поддержку на территории РБ без лицензии. А получить ее и тем паче пройти перерегистрацию не может, потому источник его средств не может быть задекларирован установленным способом. К тому же по соглашению сторон Мефистофель сдал страну в франкшизу Президенту.
После того, как Валик в очередной раз навсегда зашился, его глаза постоянно обращены внутрь себя и равнодушно перестали отражать бесконечный диалог с окружающим миром, про который писал товарищ Кастанеда Карлос, изучавший вредные галлюциногенные привычки центрально-американских индейцев середины XX-го века. Курит.

Валера Громыко
Апологет выражения «Зая», обращенного к своей любимой девушке. Валеру знают, как доброго человека и большого оригинала, достигшего профессионального успеха благодаря постоянному допингу кокаино-содержащего напитка, в простонародье называющегося «Coca-cola». Валера – цельная натура, настоящий хозяйственник и аккуратный обязательный администратор, любящий муж и хороший рассказчик. Пользуясь сценическим инструментарием Ширвиндта (ярко продемонстрированным в знаменитой юмореске «В сад!»), Валера производит фурор своей манерой рассказывать юмористические рассказы. Любит и умеет поесть. Хорошо готовит. Не отказывается от крепких напитков, коих выжрать может так много, что другим просто не дано по медицинским показаниям, причем без потери чувства реальности для себя. Хорошо ориентируется на местности. Умеет разговаривать с водителями на их языке, почти не пользуясь матом и монтировкой. В походе скучает по Зае.

Зая
Валерина половина. В сплав не пошла. Уже один раз пробовала. Ну его в баню! В нем не оказалось ни душа, не горячего кофе в постель, ни любимых передач по музыкальным каналам. Кроме того, в сплаве страдал маникюр. Тем более, теперь надо ухаживать за Масяней - вечным щенком мелкопсовых придворных пород размером с котенка.

Леха и Вика
Семья. Родители двух дочерей (в сплав не попали из-за плохого поведения, причем не их, а бабаушки) и приемные родственники чудной собаки по кличке Копер, которая стала гвоздем, а точнее … как бы тут повежливее…. шилом в гипотетической жопе всего сплава. Викина жизнерадостность и Лехина эксцентричность, видимо, выступили катализатором формирующегося характера псины с самых первых шагов. Вышло нечто. Но это отдельная песня.

Петраков
Человек, который единственный в этой компании (не считая Егора) создает добавочную стоимость руками, чтобы воплотить задуманное головой, а не наоборот, что обычно свойственно для современных менеджеров и предпринимателей. Лучший в стране ювелир по антиквариату, терпеливый владелец Альфа-Ромео 156 (априори – богатый человек) и отец моего племянника. Милый и обаятельный мужчина с вредной привычкой – много спать по утрам, от которой его с успехом избавляет малолетний сынишка, постепенно подбирающийся к папиным запасам хим. реактивов. Саша эстетски готовит, точнее говоря, почти что реставрирует пищу до состояния болезненной идеальности прожарки, просолки и подачи, с удовольствием говорит о машинах и без удовольствия отзывается об отделе контроля качества не группе предприятий Fiat Motors. Поскольку честно любит мою сестру (свою жену), я ему прощаю все его неприятные черты характера – задержки в сроках сдачи немногочисленных родственных заказов ювелирных шедевров и храпящую и невкусно пукающую в мои частые визиты в Минск возле изголовья кровати пожилую собаку, которую Саша с садистской регулярностью кормит разной дрянью специально перед моими визитами.

Вудя (Кирилл)
Человек – Email. Легко пересекает границы, не чураясь нарушения паспортного режима. Быстро летает по всему свету от того, кто его послал, к тому, кто его примет. Легок на подъем и не нуждается в чемоданах и вещах для того, чтобы проснуться в другом полушарии на слегка нетрезвую голову. Неподдельный тусовщик и шоу-мен, обаятельный садист-бабник. Пользуется своей привлекательностью, не отдавая себе в этом отчета. Мажор. Носитель философии «маньяно» и фаталист. Несмотря на свое относительное малолетство, является приверженцем идеологии китайских умудренных жизнью гуру, спрятанных на вершине мира от суеты лаосских лам и кенийских жрецов-людоедов, которую можно выразить в одной фразе: «не напрягайся». Четко следует этому принципу. Вудей назван по залету. Не по своему. По залету диснеевского дятла-вудпекера логотипом на случайно предложенную в ненастье ветровку. Закрепилось и приросло. Чемпион первого созыва бывших лыжников Белоруссии по фрирайду. Сильно курит. В таком состоянии становится чемпионом по санным видам спорта. Даже в летнее время года. Если бы сборная Белоруссии по бобслею так же быстро умела садиться в саночки, как Вудя, без медалей бы не осталась. А может, они неправильно готовятся. Не те препараты принимают… не знаю.

Игорь
Человек с горящими глазами. Подтянут, молодцеват и спортивен. Видел в жизни все, даже изнанку. Не понравилась. Решил, что лицевая сторона лучше. Свой опыт в этой области применил как нельзя лучше, выступая технологом скорняжного бизнеса. Если бы Гринпис был в Белоруссии развит, с Игоря бы легко сняли бы шкуру активисты этого движения. А так – ничего, это Игорь сотнями снимает шкуры с пригодных для продаж животных. Изобрел меховую бейсболку, барсетку из нубука и носки из алькантрары. Человек, для которого ласка – вид пушного зверя, а норка – не дырка в земле, а способ получения добавочной стоимости. Следопыт, скаут и инструктор по туризму. Коммерсант по натуре. Добрый и отзывчивый человек, типаж Джека Лондона. Курит.

Руслан
Я. Российский белорус. Нерегулярный член сплавов. Регулярный слушатель историй про героев сплавов. Один из самых взрослых (будем снисходительны и жалостливы к старости и седине) участников сплава. Имеет свою латанную-перелатанную лодку. Рыбак. Недоказуемо.

Света
Девушка Руслана. Новый человек для нашей компании. Да и для меня тоже. Темперамент добермана, открытость и жизнерадостность спаниеля, аппетит терьера, внешность крашенной сучки. Хорошая девушка. Легко сносит тяготы походной жизни с бутылкой в руках и коробкой тушенки. Прожорлива, весела и общительна. Умеет готовить драники в сплаве. Приятный во всех смыслах женский экземпляр. Порядочна, хотя и общительна.

Итого – нас 13. Выходим на сплав в пятницу, понятное дело. Но, справедливости ради, прежде необходимо рассказать о наших спутниках, которые делили с нами припасы, которые (и если) мы не успели хорошо спрятать, гавкали на чужаков и отряхивали мокрую шерсть в центре плотов – о собаках. Их было три. Хотя, благодаря уже упомянутому Коперу, иногда казалось, что их по крайней мере два десятка. И все они немного блохастые, непоседливые и слегка страдающие от недокорма пополам с бешенством.

Лара
Старая опытная сучка, так и не расставшаяся со своей невинностью в раннем собачьем возрасте, избегшая этого в зрелых годах и не намеревающаяся поступиться принципами на подступающей старости лет. Боксерша, филантроп. Домашняя любимая собака без комплексов. Умная и отчасти избалованная деликатесами с Петраковского стола. Знает себе цену. Кроме редких моментов бодрствования, все остальное время храпит как собака сапожника, а не ювелира. Саше еще многому предстоит ее научить по этой линии.

Рик
Молодой и красивый, воспитанный овчарук флегматичного склада характера. Послушен и силен. Знает меру своей власти и стремится к доминированию в стае. Единственный из собак отрабатывал свою пайку по делу. Охранял периметр и пугал своим видом чужаков. Прокусил мне палец. По делу. Без обид.

Копер
Собака- балаган. Не цирк, не бродячий зверинец, а именно балаган – с запахом квашеной капусты и картофельной похлебки, доносящимся с заднего двора, со сбившимися в кучу ушами над постоянно дурашливо улыбающейся пастью со свисающим запыхавшимся языком, с клоунами, страдающими от алкогольного синдрома и дешевыми пятничными представлениями. Худой, голодный и шальной. Если бы он родился белкой, то его не взяли бы ни в один зоопарк – Копер бы так быстро двигался, что его никто бы не увидел из детей. А при попытке дать ему из руки печенье дети лишались бы пальцев по самый локоть. Абсолютно невоздержанное игривое годовалое существо мужской ничейной породы. Непосредственный, как любимое дитя природы (с чего он это взял, дурачок), Копер часто веселил нас своей откровенной глупостью в самые напряженные моменты в походе, вызывая здоровый смех своими поступками, последствия которых зачастую оказывались для группы более серьезными, чем первый Декрет Президента и остаточный радиационный фонд на территории Белыничского района. Копер выражает негодование только в единственном случае – когда бьется за еду. И тут ему равных нет. В этих эпизодах его собачьей жизни он выглядел героем. В остальных – растяпой и придурком. Но очень милым и забавным. Иногда казалось, что его воспитывала не улица, а Вудя. Странно, но не курит. А может…. Не знаю, вряд ли.

Глава 2. Предыстория. Завязка
Белоруссия - горная страна, вся ее территория прорезана многочисленными хребтами и горными грядами, испещренными водопадами и отмеченными многочисленными ледниками (кончено, только зимой). Вот только горы эти низкие, не чета Карпатам и Апалачам с Кордильерами. Даже, честно говоря, не то, чтобы низкие, но ... скорее, микроскопические. Так, согласно статистике, максимальный перепад высот по стране от самой низкой до самой высокой точки (в районе Бобруйска) составляет метров этак 250, то есть самая высокая гора в стране - здание национальной библиотеки. Точнее, это валун, а не гора. И построена руками по указанию Батьки. Но не за его деньги, правда. Впрочем, как и все остальное, но это неважно. Потому что этот рассказ не о политике, а о сплаве. Если бы он был о политике, то получился бы коротким и последним. Не спасло бы и то, что живу я не на родине. И получился бы рассказ скучным и однообразным, скорее похожим на биографию одного человека, ну максимум, и его старшего сына. А это уже другой жанр.
Поэтому вернемся к горам – это не так опасно и достаточно интересно. Так вот, их в жизни никто не замечает. Люди по ним ходят и думаю, что это кроты порылись или кто-то мусор присыпал, а некоторые, которые на машинах, считают, что дорожники асфальт криво положили. Но на самом деле - это настоящие горы, только маленькие. Честное слово!

Естественно, в такой гористой местности текут горные реки. Одна из них - река Друть (правый приток реки Днепр), через который вода из Друти попадает постепенно к Черному морю (так и надо этим украинцам – а нечего было с НАТО заигрывать). Насчет названия если кто не верит - посмотрите в Интернете. Это не шутка и не Бобруйск. Река Друть, которая так часто упоминалась в донесениях и рапортах разведчиков наполеоновских войск, как и любая горная, изобилует порогами и каменистыми быстринами. Но мы их не видели - они были все под водой. Однако неоднократно встречались коряги, и даже не один десяток. На них обычно сушатся блесны неудачливых спинингистов.

Наша компания завзятых сплавщиков, ранее освоив Птичь, Березину и другие реки с более сложными названиями, приятно наполненными так милыми слуху славян свистящими и шипящими звуками, на своем предварительном заседании после непродолжительных раздумий выбрала Друть. То ли потому, что она протекает по территории малой родины Валеры Громыко, то ли потому, что ехать до точки сброса было недалеко. Не знаю, я не присутствовал на этом мероприятии и был поставлен перед приятным фактом (что сплаву быть) еще в марте.

Сначала организаторы, руководимые опытными сплавщиками предыдущих годов, и провоцируемые Егором Рузовым, пытались пошалить с датой старта, но, убоявшись прогноза синоптиков и опасности нарушить традиции, назначили сплав на начало мая. Понятное дело, что синоптики подгадили так, как никогда, отложив глобальное потепление на июнь. Но отступать было некогда. Провиант куплен, жены и подруги, не решившиеся разделить приятные тяготы походной жизни со своими спутниками и спонсорами, расцелованы и оставлены на берегу.

Глава 3. День 1-ый. Начало.
И вот в холодный ветреный день 4 мая, когда столбик термометра, покрытый утренней изморозью, осторожно пытался вытолкнуть столбик ртути в зону положительных температур, в Веснянку приехал кунг с гидравлическим приводом створок.

Мы быстро забросили свои мешки и припасы в оккупационных сумках, разложили по бортам лодки, плоты, весла и всякие самовары, устроились в кромешной темноте алюминиевого кузова. Гидравлический подъемник клацнул задраенным бортом. Собаки вздрогнули, если бы с нами в тот момент был Копер, то наверняка бы заскулил и стал биться грудью о створки. Но это редкое рыжее счастье еще было не с нами. Послышался рокот запущенного дизеля и машина, скрипя бортами, начала свой невидимый путь к точке выброса. Водила догадался включить внутреннее освещение, чем значительно облегчил задачу Егору, открывшему первый 3-х литровый пакет с красным вином. Машина куда-то ехала, беспрестанно поворачивала и гудела двигателем, передавая удары от кочек и неровностей на руки Егора.


Когда по нашим расчетам была одолена как минимум половина дороги и закончился второй пакет, грузовик внезапно остановился. Мы высыпали из открытого кузова и с удивлением увидели очертания Минской кольцевой дороги на фоне Шабанов, утопающих в привычной дымке промышленного смога. Рик, походя, пытаясь пометить столб, находящийся в трех метрах от своей траектории, немного промазал и оросил мою штанину. Саша сходил за мороженным, пока, как оказалось, мы ждали Леху с Викой. Их появление предварял вихрь, в центре которого бесновался Копер, облизывая всех знакомых и одновременно облаивая всех собак, проходящие по Могилевке транспортные средства, мошкару и невидимые тени. Затем Копер доел мороженное у всех, кто не успел его поднять на вытянутой руке, по команде прыгнул в кузов и заметался в поиске лучшего места, оттаптывая головы членам группы, пока, пристегнутый растянувшимся поводком, не был пригвожден к полу рукой хозяина.

Опять потянулась дорога. Ехать в машине без окон – это как слепому развлекаться в Диснейленде. Ты чувствуешь, что вокруг есть жизнь, что-то происходит, бурлит и кружится. А у тебя все тот же привычный пейзаж и в основном тактильные ощущения. Мы выпили то что следовало и даже немного из того, что приберегалось для особых случаев, съели пару единиц случайного провианта на закуску и полностью переключились на семечки, которые позволили скрасить и ускорить дорогу. На второй час путешествия машина превратилась в спящую камеру, которая вздрагивала только тогда, когда грузовик останавливался, чтобы где-то там, в невидимой кабине, уточнить дорогу. Иногда нас выпускали мальчиков налево, девочек направо, и тогда можно было

заметить, что солнце садится .
В один из таких привалов Копер по обыкновению, чуть не погиб. Бросившись через дорогу, он стрелой помчался с лева направо, за хозяйкой, и только АБС, ETS и TCC, а может даже и EBS с НАХУПСИНОМ (как справедливо заметил Егор) у шедшего на обгон лимузина позволили нашему сплаву не расстаться с собачкой. Правда, Копер всего этого не заметил, чего нельзя было сказать о водителе машины, оставившей на дороге сизый дым и запах паленой резины.


Вика простодушно поведала нам, привычно и обреченного ругая Копера, что мама навязала его в сплав в надежде, что тот либо потеряется либо утонет, либо расстанется со своей жизнь еще каким-либо другим доступным ему способом. Но первая попытка не удалась. Жизненный путь Копера, видимо, еще не должен быть прерваться.

К месту планируемой высадки мы добрались уже в сумерках. И с удивлением обнаружили, благодаря подсказке Альбиныча, что Валера проложил последнюю милю по железной дороге, вероломно указанной картографами-бракоделами на карте местности пунктиром. Пришлось искать альтернативный съезд к воде. Покрутившись по местным ухабам и слегка надорвав задний мот, зацепившийся во время маневров за какой-то пень, мы таки выехали к речке и поняли, что времени на другую попытку у нас уже не будет. Вдалеке за мостом виднелась неухоженная могилевская деревня, за спиной притаились вполне тарковские развалины сталкеровской пионерской базы обветшалых времен, пока сами мы стояли на обрыве, поросшем сосновым лесом. Внизу виднелась река, к которой вели глубокие колеины какой-то нечеловечески крупноколесной техники.

Решили ставить лагерь. За полчаса мы выгрузили по списку весь инвентарь, начиная от плотов и запасов еды и питья на неделю на 13 человек, шанцевый инструмент, собачьи миски, туалетную бумагу, мангалы, самовары и походную баню, тенты и целофаны, примусы и ведра, коврики, спальники и личные вещи. Получился такой ничего себе табор, который быстро оброс палатками, пока Саша Петраков колдовал под пристальным ревнивым надзором Егора над шашлыками, заботливо приготовленными в маринаде заранее.
Над лагерем повисла темнота, и дежурные, посверкивая лобовыми фонариками, шастали по опушкам, собирая сначала хворост и лапник, а потом кровожадно стучали топорами вдалеке. Потом они приволокли пару приличных стволов и дружненько распилили и осквернили их для костра и сидений.


Первый вечер в походе, холодный и зябкий, мы встречали у быстро накрытого стола, с нарезанной колбасой-салом-хлебом-овощами, уже хорошо поддатые. Водка «На бруньках», отзываясь в носоглотке одеколонными нотками польского парфюма типа «Пани Валевской», весело булькала и струилась. Настроение было замечательным, шашлык медленно поспевал, несмотря на то, что его одновременно готовило с десяток человек с криками и взаимными укорами.
Под первую гроздь мангалов с куриными кусочками мы начали процедуру тайного голосования, выбирая командора сплава. Под действием всеобщего возбуждения процедура быстро стала недемократичной из-за бедности кандидатур, всецело переродясь в процедуру выбора Валеры. Неизбежное быстро произошло и наш новоизбранный лидер, увенчанный ковбойской шляпой, быстро освоился с ролью, приказывая наполнить кружки, подрезать закуски и подбросить дров попеременно.

Под это славное настроение поспела вторая партия шашлыков, затем третья… Постепенно, слегка одурев от чистого воздуха и водки, экспедиция стала разбредаться по палаткам, оставляя у костра Валеру, с штанами, носящими следы и запах говна, этимология происхождения которого так и не была установлена до самого конца похода по Друти, и Саши Петракова, медленно впадающего в алкогольную нирвану. Птичий гомон сквозь тонкое полотно палатки казался нескончаемым. Пернатый оркестр бесновался всю ночь, когда каждый певец пытался перекрикнуть, перещебетать и перетрелить соседа. Странно, но это никак не мешало засыпать, пока пронизывающий холод от земли медленно делал свое собачье дело, понижая температуру в палатке, на матрасе поверх ковриков и в спальнике до минусовой.

Всем, у кого не было специальных теплых атермических перин или настоящего поларовского термобелья, этой ночью пришлось несладко. Это я про себя. Но оказалось, что все это только цветочки. Ягодки были жопа как хороши. На следующий день, правда. Точнее, ночь.

И только саперная бригада под руководством Валика не спала. Почти до рассвета они бродили по окрестностям, пугая молодых самок комаров непривычно высоким звуком металлоискателя, пытаясь найти то, что звенит не только в наушниках головных микрофонов, но и на рынке находок следопытов.
Первые поиски вслепую не принесли серьезных дивидендов, да их никто и не ждал. Это была, скорее, проба пера. И только где-то на заднем дворе сознания, хоть они и не признаются, каждый скаут лелеял надежду о сказочных сокровищах бежавших в 1813 на Запад французских войск, преследуемых местными партизанами, охочими да модных штучек и обозных достопримечательностей иноземцев-захватчиков, о которых местное население тех времен, в отличие от нашествия немцев в 1941-1944, сохранило теплую память и множество легенд.

Глава 4. День 2-ый. Первая вода.
Холодное утро встретило нас сумрачным небом и все тем же видом на отдалении – заливные луга, деревня и леса. Пейзаж значительно оживляли надутые с вечера плоты и лодки, терпеливо дожидающиеся своего часа. Пока помятый и примороженный народ медленно сползался к костру, там уже хозяйничали дежурные второго дня с помятыми лицами и красными от капиллярных прожилок глазами. Так, видимо, привычно действовал на них свежий воздух, пере-обогащенный кислородом.

Остатки шашлыка и вся та же нарезка мило скрасили первую чашечку кофе или чая, пока не подоспел завтрак – яичница. Или мясо с кашей, не помню. Хреново описывать события минувшей весны перед Новым Годом. Но это не так важно, потому что меню у нас было почти все время примерно одинаковое – углеводы и жиры, содержащие замученные белки. Почти без клетчатки. Без ценных пищевых волокон. Без витаминов. Год-два такой кормежки, и могла бы начаться цинга.

Нам предстояло, свернув лагерь, сделать первый переход. Все дружно носили с горы к воде сумки, сетки и прочую поклажу, распределяя вес под надзором командора по плотам.

Сначала заняли грузовой плот, пристегнув его к весельному, где уместились почти все члены экспедиции, не считая нарядного Qucksilver Валика с гордым и крутым бортовым номером, где он с Вудей и Риком, обладая на всякий случай почти бесполезным тихоходным электромотором на аккумуляторе, страховал все остальные мускульные суденышки, да моей зеленой лодки со Светой, с символическим запасом спиртного и воды.

Оттолкнувшись от берега, мы выстроились на воде пестрым табором, дав начало непосредственно самому сплаву.
Первые метры мы проделали почти в полной тишине, и когда тяжело груженые плоты уходили за поворот, на берегу внезапно появилась мечущаяся рыжая собака, оглашая окрестности неприличными криками и стонами, переходящими в истерическое повизгивание. Копер, забытый, как будто специально во исполнение мечтаний Викиной мамы, летал вдоль берега, залезая по узкую грудь в прибрежную холодную воду, делал кенгурячьи прыжки на задних лапах, все глубже зарываясь в ил и грязь. Он молящими глазами провожал нашу кавалькаду и отчаянно перескакивал через кустарник и невысокую иву в сумасшедших бросках всем телом. Через секунду сердце собаки не выдержало, и он нырнул в воду, выгребая по направлению к плоту, из которого его хозяева в две глотки истошно орали: «Копер, назад! Копер, сидеть! Копер, нельзя!». Пришлось срочно причаливать плот к берегу, чтобы Алексей мог провести эвакуацию. Пока плот приближался к берегу, все дружно отталкивали пригребшего к нему Копера веслами, пресекая его попытки с ходу взять резиновые борта плота. Визг и лай не прекращались ни на минуту. Чудом Лехе удалось схватить Копера за ошейник и предотвратить проникновение на судно.


Чтобы страдалец высох, хозяину пришлось гнать его по берегу с километр, пресекая попытки прыгнуть в воду и добраться до Вики. Сердце Копера разрывалось от боли разлуки и только пинки Алексея не позволяли ему снова ринуться в воду. Но, чему быть, как говориться.. Когда плот вернулся за обсохнувшим Копером к берегу, первое, что он сделал, вырываясь из измученных рук своего воспитателя, - это сумасшедший прыжок к по направлению к плоту – в воду, поднимая море брызг. Сжалившиеся руки подняли его настрадавшееся тельце на борт, где он тут же принялся благодарно облизывать спасителей, поминутно отряхиваясь, чтобы все собравшиеся на плоту смогли оценить весь ужас недавнего собачьего положения Копера.

Вот так весело мы начали сплавляться. В отличие от аналогичных походов прошлых лет, где частенько приходилось грести и выгребать, Друць, разлившаяся по весне до неприличия, почти не доставляла хлопот гребцам – ни коряг, ни предательски торчащих техногенных остатков с острыми режущими краями – ничего такого не угрожало плотам и лодкам. Как результат – полное разложение гребущего состава, пьянки на борту и неприличное поведение собак.

Одеколонный Немиров булькал и булькал потихоньку, небо становилось все выше, однообразие пейзажей действовало успокаивающе и умиротворяющее, усугубляя эффект от низкого атмосферного давления.
На речке царила тишина малолюдья, не считая поминутных криков «Копер, сидеть!», «Копер, лежать!», подкрепленных универсальным «Копер! Твою мать, Бл..ть». Но постепенно и они примелькались и просто стали частью акустического фона. На воде было свежо и нарядно, и как-то сама откупорилась третья бутылка водки, затем четвертая. Пилось легко и естественно, не пьянея. Вокруг проносились изгибы и повороты, утыканные дырками от входов в норы всяких зябликов и ласточек. Орнитологи смогли бы лучше и точнее установить породу этих птиц. А может, это были норы ос. Теперь трудно сказать. А тогда тем более, учитывая наше состояние. Мама, если ты читаешь эти строки, не волнуйся! Мы все вернулись из похода и никто не пострадал, как видишь. Но пока, кончено же, ты этого не знаешь, потому что идет только второй день. Но, забегая вперед, мама, я обещаю, что травм будет немного и летальные исходы не случатся. Блин, вот все и рассказал практически. Убийца - дворник.
На одном из поворотов, в виду полуразрушенной фермы эпохи позднего застоя, ржавой и разворованной по части шифера на крыше, нам попался абориген, затем еще один. Все они сидели на корточках и караулили свои домотканые удочки. На вопросы о клеве отвечали хмуро и односложно. Время от времени же без серьезного улова.

Проезжая мимо очередного поворота, мы спросили у местного, пользуясь замедлением течения – «А как называется эта деревня?». «Ядерная слобода», потянувшись к кисету шестипалой ладонью, привычно пошутил тот. Громыка сверился с картой. Действительно, Слобода. Только Ядреная. Но местным, выжившим после Чернобыля, впрочем, было виднее.

В этот перегон происшествий было как-то мало. Скудно и лениво мы бы плыли до места следующей стоянки, если бы не Света. Во второй половине дня, когда вдруг случайно начало выглядывать из-за туч солнце, передовые лодки отряда начали осматриваться в поисках подходящего для лагеря места. Но, учитывая разнобой в пожеланиях и явно завышенные требования командора, все первые 100 предлагаемых мест отвергались.То вид плохой, то далеко до реки, то комары не в той тональности жужжат.

Света, натура деятельная и гипер-активная, решила сама лично осмотреть очередной плацдарм. Я подчалил к берегу и начал искать место для высадки, и уже почти доплыл до мощной полуутопленной корневой системы какого-то вяза, как Света, изнывая от нетерпения ступить ногой на землю, сделала шаг на обрывистый берег и по привычке оттолкнулась от лодки. Лодка, естественно, легким перышком стала бегло уплывать на середину реки, Света непонимающе посмотрела на меня – чего это, мол, ты лодку не держишь возле берега? – ноги разъезжались с каждым мгновением все дальше и вскоре шпагат состоялся в ледяной без малого воде, куда Света рухнула почти что по самую шею. Первый момент был отрезвляющ и дик – после него молниеносным рывком, не разбирая дороги, хватаясь за каждую травинку по отдельности и за всю растительность сразу, бедолага вынесла себя на берег и начала сбрасывать мокрую одежду, дрожа и скорбно отчитывая меня, как виновника случившегося. Тем временем наблюдатели шоу на плоте, вдоволь нагигикавшись и насмеявшись, стали наперебой предлагать свою помощь. Кто теплый носок, кто телогрейку, кто стакан водки, кто, как Саша Петраков, свою помощь в переодевании. Совместными усилиями Свету обсушили, приодели и усадили обратно ко мне в лодку. Место все равно забраковали. Зачем, в самом деле, нам нужен лагерь, где люди так легко падают в воду. Это происшествие стало вторым номером в обширной программе «купание», после Копера, естественно.

Сплавляясь дальше по Друти, мы наконец-то нашли и облюбовали милое местечко – удобный вход с реки, пригорок с соснами, следы дорог и очага, а также, к удовольствию Валика и Валеры, - намеки на близость курганов и захоронений, понятные только им.
Выгрузка шла быстро и споро, еще далеко до темноты мы расположились обширным лагерем прямо на краю леса, поставив палатки между деревьями, на склоне.

Приготовление ежей
Изобретательный ум отряда подготовки сплава не постеснялся назначить на этот день целое гастрономическое представление. По задумке организаторов, которые, небось, сыто икая, после вкусного обеда, развалясь в кресле за месяц до событий, приготовление в походных условиях драников и супа-харчо из свежей бараньей лопатки – плевое дело! Без комбайна и горячей воды, без регулируемой температуры плиты, без режимов конвекции, гриль, зато с пылью, шишками и мелкими сволочными насекомыми…. Сделано пьяными руками. И это было бы вполне ничего, если бы не Вудя. Дежурные честно предупредили всех отдыхающих после изнурительного первого этапа, что для драников каждый должен почистить по три-четыре картофелины. Никто не отказался, естественно. Но некоторые смогли переуступить права по этому вербальному контракту. Вуде повезло меньше всего.
Валик припомнил всю кредитную историю и продал свои обязанности по чистке после ожесточенных торгов Вуде по номиналу около 50 долларов США за картошину. Леха конвертировал услуги в услуги, кажется, кто-то еще припомнил какие-то старые грешки – в итоге Вудя за час почистил ведро картошки, но зато существенно уменьшил сальдо своих операций в графе «Заимствования и прочие безнадежные висяки».

Днем, пока шла чистка, Вудя был почти что кристально трезв (на общем фоне) и раскурил не более двух косяков, так что картошечка получалась округлой и с малым числом отходов.

Глядя на пушечную гору клубней, стало понятно, что технология растирания картошки в крахмал следует упростить до применения средней терки, иначе не хватит ногтей и светового дня, чтобы получить тесто. Подвернувшаяся под руку не оприходованная бездельем Света взяла подготовительную фазу в свои руки и помогла натереть бульбу.
Пока готовились другие основные блюда (макароны с ветчиной), стоянку медленно накрыла темнота. Ночь обещала быть не такой морозной, как минувшая, и это не могло не радовать тех, кто с высокой степенью вероятности мог заночевать на земле.

Пришла пора жарить ежики-драники. Света разогрела масло на сковородке и попыталась забросить первую порцию, но Вудя, уже крепко усевшийся в глубокие саночки, взял все в свои руки. Под вопли Светы и негодующие замечания окружающих он запорол первую партию ежиков, затем так же победоносно довел до полуразваленного состояния вторую и на третьей, наконец, сдался. Дальше ежики готовили по правильной технологии. Потом на трезвую голову Вудя объяснял причины своей неудачи тем, что раньше никогда не готовил ежей.

Драников получилось на добрую кастрюлю, хватило всем на десерт. Плавающие в горячем масле, с пережаренными иголочками, чуть сыроватые внутри, щедро политые густой сметаной, пропитавшей их сверху донизу и смешавшуюся с маслом уже через считанные секунды, драники пахли изумительно, были вкусны до чрезвычайности и сытны до опупения.
Ночь отличилась важнейшим культурным мероприятием, которое заслуживает детального репортажа. Когда большинство туристов утомленно расползлось по палаткам, Егор и Саша открыли первое отделение концерта ударных инструментов. Кастрюли, ложки, кружки – с помощью этих инструментов вдохновленные неожиданно свалившихся на них творческим порывом, ребята у костра исполнили вначале проникновенную сюиту «Вечер в мегаполисе». Нежный ритм большой кастрюли, накладываясь на более тонкие, небрежные ноты черпака, с помощью поддержки кружки, рисовал ритмическую лирическую картину одиночества человека, затерянного в большом городе. Тема одиночества и тоски перемежалась время от времени отступлениями мечтательного ведра, звучавшего в руках Егора властно, но с присущим ему гуманизмом. Темп оставался неизменным, но основная тема раскрывалась минута за минутой, приближая матюкавшихся невольных зрителей к финалу воспетого одиночества.

Глава 5. День 3-ый. Первая дневка.Солнечный день
Если бы кто-нибудь подсказал, что другого такого теплого и приятного дня не будет, наверное, все бы участники похода все солнечные часы пролежали бы ради загара и лучевой теплоты, разливающейся по коже. Но, кто знал? Тем не менее, девчонки выбрались таки загорать и расположились на матрасах. Рядом возились Саша с Вуди, развлекая их зрелищем борьбы мужских жилистых тел.

Отряд саперов ушел на раскопки с бешеным огнем в глазах. Их сознание будоражили тени курганов и предвкушение скрытых могильников, богато усеянных металлическими штучками производства различных эпох.
Время от времени на проходящей петле лесной дороги появлялась машина – какой-то старинный агрегат, потерявший из-за перекрашивания и ремонта в механических цехах тракторного депо свой первоначальный вид и брендовую принадлежность. Машина громыхала разнородными металлическими частями и уезжала в заливные поля. Это действие повторялось один раз в три-четыре часа. Могло показаться, что машина ездит по огромному, как МКАД, кругу, ритмично отрабатывая свою непонятную сторонним наблюдателям программу.

И вдруг вместо привычного уже нам рыдвана к нам с петли лесной дороги выныривает хищного вида УАЗик цвета военного хаки, и из него вываливает несколько человек с автоматами, в хорошо подогнанной форме, с сытыми лицами и уверенными изучающими взглядами, цепкими и холодными. Представившись сотрудниками экологической полиции (или что-то типа этого - лесного и егерского), они походя отбили дежурное нападение собак. Рик был прихвачен у ноги и покорно смирил свое эго, но Купер впервые вступил как настоящий пес – он как-то скособочился, взъерошил загривок и попытался агрессивным шагом Паниковского приблизиться к «нападавшим». У старшины дрогнул кадык и рука, лежащая на прикладе, начала медленно спускаться к ремню, готовая предупредить нападение. Вика в затяжном прыжке смогла дотянуться до ошейника Копера и чуда не произошло. Викиной Мамае снова не подфартило.

Лесные братья придирчиво осмотрели стоянку, понюхали материал лодок, посчитали взглядом телескопические зачехленные удилища и начала сурово журить за сплав во время нереста. Валик и Валера так убедительно расписали, как мы тащим по берегу свои плоты, заваленные поклажей и удилищами отгоняем комаров, что егеря, скрепя сердце, вынесли презумпционный вердикт – «На воде не обнаружен – закон не нарушен». Отказавшись от предложенного угощения на вынос, бойцы вскочили в свой аппарат и умчались ловить браконьеров и злостных нарушителей в заливные луга.

Вуди облегченно достал из рукава бычок с травой и с наслаждением затянулся. Копер обмяк и получил свою порцию неожиданной ласки как ревностный защитник стоянки. Все, честно говоря, не ожидали от Копера такой прыти и героизма, тем более приятным было открытие. Оказывается, в Копере есть стержень. А мы раньше презрительно называли его шилом в жопе. Но в ответственный момент это шило таки разбухло и поднималось снизу вверх. И тогда наш боец готов драться не только за пайку!


Авторский blog. Рыбалка
Я поднялся в 5 утра. Примерно. Было еще темно, так казалось из палатки. Но когда я выбрался, был шокирован – все вокруг – иголки сосен, стволы, палатки, трава и дрова, угли и казалось, даже пламя еще живого костра, - все было покрыто белой иглистой краской. Белым было абсолютно все, природа, казалось, потеряла другие цвета. Даже воздух был молочно-белым. Он заливал землю и волнами, светлея, стоял от почвы до макушки неба. Даже медленно встающее солнце было белым, хотя в это поверить было трудно. По лагерю бегал белый Рик, разевая белую пасть, из которой время от времени вываливался неправдоподобный красный язык (так хотелось сказать белый, да не могу соврать). Рик увязался со мной и с удочками и спиннингом, чемоданом рыбака и всякими наживками мы пошли вдвоем по берегу, по белой тропе, к укромному месту, где река делает два поворота, изгибаясь в мелководьях и разливах, предлагая самые различные микробиосферные заповедники для лова рыбы различных пород, долженствующих обитать в этой реке – хищных, мирных, сорных и, как мечталось издалека, даже редких. Воображение рисовало подрагивающие жабры выброшенной на берег форели, в фиолетовых разводах на стремительном тельце…. Ощеренную пасть окуня с антрацитными полосками, светлеющими от воздуха, трепет плотвы в целлофане…Не буду живописать свои уловки и ухватки, не буду подсчитывать число забросов и вес потерянных блесен. Скажу только, что сначала Рик запутался в леске и вогнал мне крючок в заиндевевшие от мороза пальцы, затем я прошел по берегу не менее 5 километров, озадаченный вялостью местной рыбы. Не словил ничего. Это было просто поразительно, даже унизительно. И действовало очень отрезвляюще. Часам к 9 утра я понял окончательно, что отец не смог передать мне те гены, которые ему позволяли гордо называть себя сыном рыбака и рыбаком во втором поколении. В отличие от батьки, который умудрялся наловить карасей в ведре дождевой воды, забытом на ночь возле сарая и щуку в ручье, порожденном ключами прорвавшей водопроводной трубы на стройке, я в живой реке, издевательски плюхавшей телами мелких хищников, гонявших все утро мальков, не словил ничего. Более того, я отдал серьезную дань богам реки, оставив в бороде у местного водяного с десяток дорогих импортных блесен и с километр японской лески. Кроме того, все это время, пока не взошло как следует солнце, было пипец как холодно. Первый раз жизни я реально вынужден был отогревать пальцы в паху. Сначала было ничего, но закон сохранения энергии никто не отменял. Очень скоро пришлось отогревать пах … разными способами. Потом замерз и этот способ. Спасло светило, которое растопило морозные белила и согрело мою одежду. Возвращался в лагерь я с позором, без рыбы и без удачи. Река отвергла мою любовь, но впереди меня ждал еще теплый завтрак.

Глава 6. День 4-ый. Всякая всячина. Корова под мостом
Проплывая по всем поворотам реки, мы редко где видели осознанные следы присутствия человечества. Понятное дело, все вокруг было усеяно пластиковыми бутылками и остатками тары и упаковок, выцветшими от солнца, вылинявшими от дождя и потрепанных ветром. Люди попадались редко, еще реже попадались строения. И то, обычно это были какие-то полуразвалившиеся старые здания. А то вдруг как-то, после очередного медленного поворота нашим глазам открылся мост, и не просто какой-то замшелый старый мост – а железнодорожный мост, усыпанный рабочими в оранжевых спецовках, которые что-то усердно ремонтировали с помощью краски и кисточек. Под мостом речка обмелела и разлилась, распадаясь на несколько рукавов. В одном из них мы еще издалека заметили черно-белый шар огромных размеров. Приближаясь к нему, мы вскоре поняли, что это труп коровы. Первым его заметил Копер и сделал стойку. Его удержали с трудом. Охота не удалась. Но зато по поводу коровы прошлись все, кто не боялся режима. Высказывались различные версии смерти несчастного животного – от самоубийства от несчастной любви, до банальной смерти от недокорма. Были версии на счет смерти от радиации, но они всерьез не принимались, потому что всем было понятно и так – в области свирепствует ящур. Решили не вырезать пригодные для питания куски возле хребта и корову огребли по дуге.

К обеду стало понятно, что у нас закончилась питьевая вода, которую планировали с запасом до конца путешествия. Речная вода была коричневой и содержала подозрительно много глинистых взвесей, поэтому ее решили не употреблять для приготовления пищи. Снарядили отряд из полу-добровольцев. В него попали Леха, Вудя, Руслан и Света. Мы сели в белый Quicksilver и поплыли через реку, в отчетливо видневшуюся деревню без названия (оно было, но мы его не знали), с пустыми фляжками и котелками. Как ни казалось, что до деревни два шага, мы шли добрых пол часа. Приблизиться к селу было не просто – путь пролегала широкими петлями зигзагов, чтобы обойти сажалки, болотца и просто лужи с прозрачной водой. Но вот показались огороды первых изб – и стало понятно, что на территории бывшей деревни прочно обосновались дачники. Их потрепанные машины отечественного производства удачно гармонировали с облупленными избами. Вокруг копошились поставленные раком пожилые женщины, что-то высаживая в рыхлый грунт. Дети ездили на велосипедах, а нимфетки, одетые в лоскутки по случаю жаркой погоды, медленно, взявшись за руки, фланировали по бывшей главной улице деревни, посыпанной остатками обваливающегося по обочинам асфальта. Девушки томно смотрели на Вудю, тот ласково парировал их незрелые взгляды взглядом отдыхающего растамана. Тропинка вывела нас к действующей колонке и мы быстро напились, нахлебались (Рик) и наполнили емкости водой. По поводу этого решили сделать привал. Вудя забил косячок и погрузился в созерцание.
Когда оно закончилось, уже наступил вечер и Вудя нашел себя возле костра со сковородкой в руках, жарящим ежики и картофельные драники. Но это уже рассказанная выше история. А мы тем временем, сменяясь, донесли 40 литров воды обратным путем, погрузились в лодку и доставили ценный груз на свой берег. Лагерь снова смог нормально питаться и утолять жажду.

Находки миноискателей
К счастью для наших саперов, приход егерей пошел в аккурат до их появления в лагере. Это избавило Валика и Валеру от конфискации инструментов и статьи как минимум за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов, а сотрудников лесных органов – от неэкологических поступков по отношению к туристам.
Ребята пришли с находками. Разрыв несколько несуществующих курганов, они отбросили пару ржавых колесных дисков от различной техники советских лет, и в лесу таки случайно напоролись на какие-то проржавелые патроны, тихо корродировавшие в сырой земле на протяжении многих лет. Это был триумф.

Глава 7. День 5-ый. Воды все больше. Коперу спасибо!
Утром начали загружаться, чем-то завтракали. Наверное, макаронами с тушенкой. Или кашей с ней. Или еще чем-то таким же вкусно-быстрым. Погрузились, и вот тут выяснилось, что грузовой плот слегка порвался. Его латали чем могли и как могли. Вроде залепили. Спихнули на воду. Сплавлялись так же неспешно, без коряг и порогов. Местность стала понемногу меняться, небо затянуло обреченной серостью. Пошел вечный дождь того типа, который в принципе никогда закончиться не может.

Проплывая сумрачной водой под свинцовым небом, на каком-то бесконечно прямом прогоне нашли взглядом блесну на проводах. Высоко, не достать. Кому-то не повезло, наверное. Но память о нем осталась надолго. Вот в России наверняка бы ее достали, а заодно и повода бы сдали куда следует, в целях личного обогащения. А тут ничего – висит себе в назидание долбо...бам, которые пытаются рыбу словить в этой канаве. А вот с плотом все-таки пришлось вскоре расстаться. Он практически развалился на части от ветхой старости и был брошен на берегу, на радость будущему хозяину из местных, которому, наверняка, он доставил много радости и резины. Кстати, место его похорон было симпатичным и милым – березки, перелески, холмы… Красотища. Мы нес тали служить панихиду и оставили его без лишних слов на последний прикол.

Караван, расслабленный полным отсутствием опасностей, растянулся на многие метры. Время стало тягучим и густым. Было как-то тихо и мирно. Речка стала изобиловать развилками и притоками, один из которых позволили нам серьезно подсократить себе путь. Забавляясь цветочками и созерцаниями, мы потихоньку подчищали запасы еды и пили водку. Копер не выкидывал никаких коленец, и все проходило как-то заторможено, пока мы за очередным поворотом реки, усеянной все множащимся числом рыболовов, не показалась какая-то мистическая заповедная зона – дубовые рощи, мрачный бурелом и непоролазь кустов, частые изгибы реки и почему-то наступившее безлюдье. Это место заставляло напрягаться и думать о тревожном.

Почти все почувствовали некое экзистенциальное давление извне. И это притом, что водка еще не закончилась. В эпицентре этой готичности Валера скомандовал флагману пристать к берегу. То ли по нужде, то ли просто размяться…неважно. А важно то, что Копер, каким-то иезуитским способом выскользнув из стальных рук Лехи, вонзил свои когти в борт лодки, готовясь к избавительному прыжку на сушу, с такой силой, что материал не выдержал и, испуская хрип, порвался по живому. Плот стал быстро погружаться. Началась аварийная эвакуация, которая была проведена в нереально сжатые сроки – через несколько минут возле пострадавшего судна была гора поклажи, все пассажиры спаслись без потерь. Плоту нужен был серьезный длительный ремонт. А место нашей стоянки нашлось автоматически. На месте собакогенной катастрофы.

Нам досталась желудевая поляна, несколько взрослых дубов на ней и окружение и беспорядочно захламленного леса средней дикости. Полная тишина и безлюдье. Полная заброшенность и отрешенность. Даже речка здесь звучала как-то по-другому, печально и сурово. А Копера не тронули. Что с него возьмешь? Скотина.

Командор отправил летучий отряд за провиантом, который намеревался неожиданно закончиться, на другой берег, туда, где по карте вдалеке теплилась жизнь. С навязавшимся Коппером мы втроем пошли на тот берег. Лодка переправила нас к населенным берегам и мы, поминутно сверяясь с картой, пошли вдоль берега по болотистой местности туда, где теплится жизнь, где продается теплый ситный хлеб, колбаса и дешевая, но вполне съедобная на чистом воздухе водка.


За час мы пошли около пяти километров вдоль берега, перепрыгивая через ручейки, речушечки и заболоченные участки. Вдали виднелось пару сиротливых изб, путь к которым нам преграждал местный лиман с топкими берегами. Время от времени нашу траекторию корректировали невесть откуда взявшиеся непроходимые каналы, которые. Видимо, с целью ирригации, убивали шаг а шагом нашу мечту приблизиться к заветной краме. Более того, карта в очередной раз врала. Никаких населенных пунктов вблизи не наблюдалось. Более того, цивилизацией, не считая остатки мусора по берегам реки, не пахло. Но пахло дичью. Копер поднял одного вальдшнепа, трех рябчиков и заставил несколько сотен лягушек заткнуться. В общем, это и был весь итог нашей продовольственной экспедиции.
Мы вернулись, чтобы сообщить эту грустную весть экспедиции, которая доваривала последние макароны с предпоследней банкой ветчины «Любительская» или «Столичная»…. Впрочем, разницу сложно понять как в упаковке, так и без нее. Страшно было другое. Водка кончилась. Мокрыми сусликами, отремонтировав лодку, вся бригада ютилась возле костра в дубраве, после импульсивной рыбалки, которая принесла отряду немного мелкой никому не нужной рыбы. Пили чай, лениво доедали остатки ужина из котла.

Мечтали о выпивке. Ночь спустила свои непроницаемые ролеты и стало тихо и романтично. Сигареты не помогали. У меня в заначке была бутылка виски. Я понял, что ее миг настал. То, что миг – это было понятно, исходя из количества желающих в отношении к объему бутылки… Но ее появление было встречено феерическим всплеском чувств и эмоций. Мы пили виски чистоганом, с чаем, со сгущенкой (Baily`s alike). Кто как хотел. Ограниченность дозы диктовала свои правила. И они были соблюдены. Джентльмены смогли растянуть удовольствие до конца. И Когда он настал, когда все медленно расползлись по палаткам.

Дальше все было очень неоднозначно. Но, самое главное, утром проснулись все. На завтраке, который до боли напоминал ужин и завтрак предыдущих дней по составу меню, мы обменивались впечатлениями о прошедшей ночи. Выяснилось, что сны видели практически все. Грешить на алкоголь не приходилось. Сны приобретали свою причудливость не по его вине. А они были действительно чудны. Линии были разными, фабулы разнились, но во всех сновидениях был один общий мотив – смерть и насилие. Кого-то из девчонок всю ночь душили холодные илистые руки с зелеными водорослями, кто-то был на краю пропасти, отделяющей суицид от бизнес-практики. Кто-то всю ночь сражался за выживание с темными силами. Место, где мы остановились, было явно недружественным, и оно в фазе сна явно декларировало нам это.

Кстати, на рыбу стоянка удалась. Получилось словить щуренка, какую-то еще мещанскую рыбешку, в основном благодаря пикеру Егора, чье (пикера) появление в русле реки вызвало небывалый ажиотаж среди местных жаберных. Они ловились в розницу и оптом. Особенно интересно, судя по всему, рыбе показался флуоресцентный кончик снасти, который показывал фазы клева нам в полной темноте. Ну, понятно, это было ночью. А сейчас настало утро, у нас уже второй день (практически) не было выпивки, еда стала однообразной, а Солнца мы не видели уже третий день, Это был обычный фон наших сплавов – холодно, мокро, сыро, безлюдно и откупорена последняя бутылка. Но в это раз не приходилось долго и утомительно выгребать – река оказалась на удивление безкоряжистая и ленивая.

К полудню мы смогли проверить качество новых швов на плоте. Проинструктировав о случаях собачьего травматизма но воде Копера в лице его хозяев, собрались и отчалили по все расширяющейся воде. Река петляла и отчаянно крутилась на пятачке, постоянно принимая в свое лоно новые ручейки и каналы, становясь все шире и полноводней. Разительно изменился пейзаж – вокруг, как дамбы, вдруг выросли холмы, поросшие полудиким лесом, течение стало медленнее, а ветер сильнее. Естественно, по мистической причине он все время почему-то дул прямо в лицо, с непостижимой изворотливостью меняя свое направление синхронно с нашими передвижениями.

Мы, постепенно расходуя стратегические запасы неприкосновенного продовольствия, продвигались по нашему маршруту. Река стала вальяжной и прозрачной. Ветер на прямых перегонах гнал волну и заставлял всех гребцов ху..ить по полной, не отвлекаясь, потому что малейший перерыв в загребании отбрасывал судно мгновенно на десятки метров назад.
Через несколько часов такого издевательств мы попали, видимо, в кульминационный момент, когда сила ветра сравнялась с силой гребцов и плот на широком разливе Друти, пытаясь приблизиться к подветренному берегу, честно греб пол часа, чтобы пройти 100-200 метров! Ничто так ни сплачивает команду, как такие упражнения. Копер не мешал.

Самое приятное, что по итогам этой галерной работы нас ждал бонус! В тихой заводи, насквозь пронизанной кустодиевскими аршинными кувшинками в абсолютно прозрачной неглубокой воде, мы напоролись на сеть. Будучи по натуре скромными, но любознательными, мы ее проверили. Урожай превзошел наши ожидания – в прозрачной воде нас ждала роскошная килограммовая щука, жирный карась и еще что-то, наверное, лещ, которого мы не успели достать, спугнутые местным рыбацким патрулем на алюминиевой лодке. Как ни в чем ни бывало, мы мило выспросили дорогу у гражданина этих бескрайних заливов, и стали выгребать по направлению к появившемуся вдалеке мосту промышленного масштаба. Ветер усиливался, на берегах стали попадаться домики и дачи. Мы двигались в огромном поле воды и камыша. Было мелко, но вода заливала громадные просторы, в которых вполне очевидно жировала рыба и охотящиеся за ней рыбаки на лодках.

Преодолевая гнев ветра, мы за несколько часов смогли приблизиться к мосту (дистанция не более километра) почти вплотную, распугивая случайные выводки лебедей, как вдруг справа показался выглядящий относительно населенным остров цивилизации пансионатного типа. Наш бойкий десант ринулся в разведку и вскоре принес удивительные полузабытые блага цивилизации, вид которых заставлял смириться с тяготами похода и несовершенством мира. Шампанское, конфеты, очаровательные трубочки витебского комбината, доступные белорусские чипсы и всякий прочий шоколад!

Прямо в лодках началась оргия. Шампанское пилось из горла, упаковки были растерзаны в мгновение ока. В этот момент начался проливной дождь. Но нам уже было похрену! Мы горланили песни и гребли под стеной проливного дождя пока не заползли под мост. Пока природа бесновалась, отряд отправил второй продовольственный десант в местную лавку за едой, наказав не баловаться, а брать то, что надо, не отступая от принципов суровости походной пищи.
Дождь постепенно заканчивался и мы в бинокль увидели на другом берегу огромного Кареличского водохранилища единственную полоску песка в сплошной заросли дикой флоры береговой линию. Решили направиться туда, как только дождь стихнет. После моста перед нами раскинулась потрясающая по своему масштабу водная гладь. Становилось понятно, что родную Беларусь мы не знаем. Потому что иметь такую красоту в 100 км от Минска и ни разу не покуситься на нее – этому нет рациональных объяснений.

Медленно мы двигались в расслабленном после ливня озеру по нужному азимуту, все больше отдаляясь от правого берега, как вдруг увидели на цивилизованном и напрочь застроенном побережье какую-то нездоровую активность – люди в форме защитного цвета, явно привлеченные нашими перемещениями, засуетились, заполнили машину. Доехали с ней до берега, спустили моторку и через считанные секунды, разрезая водную гладь алюминиевой грудью казенного катера, они, суровые и непреклонные, взяли нас в плен.

Представившись инспекторами типа окружающей среды, они обвинили нас в нарушении святых устоев нереста и, судя по суровости манер, собирались нас затопить прямо в месте поимки. Но, в результате переговоров, созерцая наши небитые физиономии, изможденных девушек без следа косметики, голодных собак, они вынуждены были вступить в диалог, который вел Валик и Валера, опираясь на знания нормативных актов и прецендентной практики ведения судопроизводства в стране.

Получив штраф на Quick Silver, агенты нереста сжалились и, подцепив нас на буксир, вежливо и предупредительно доставили до желтой полоски песка, начисто отказываясь от взяток и подношений, где мы увидели местную пожилую парочку, в вечернем моционе получившую неожиданное развлечение в нашем лице.
Мы устало вытащили наши баржи и пошли обустраивать лагерь после недолгих колебаний, выбрав место в сосновом лесочке, с заботливо приготовленными вязанками дров и кострищем.

Ветер и угроза дождя заставили нас натянуть неимоверно сложный по конструкции тент, под которым был костер, лавки и все запасы. Мы извели моток веревки, лазили обезьянами по деревьям, но устроили тенту такой правильный наклон и натяжение, что даже Егор удовлетворенно хмыкнул. Так начиналась наша последняя ночевка. Вид на морскую (по масштабу) гладь, опускающееся солнце в окружении красных облаков, волны, сосны и песок выдвигали место нашей остановки в однозначные лидеры по эстетике.

Место было красивым и удобным. Вблизи наблюдалось поселение, приличная дорога, которая обеспечивала прибытие нашего лодковоза. Все самое сложное было позади, и мы исключительно сконцентрировались на рафинировании удовольствия.

Приближающийся вечер согнал всех под навес, дождь так и не разродился, а шампанское долго не заканчивалось. На каком-то этапе Вуде удалось из плотика сделать голландскую кофейню, в которую по очереди заныривали все праздношатавшиеся туристы с бутылками в руках. Слушали байки Вуди, курили или нюхали по настроению, по очереди уступая места другим посетителям.
Тогда Вудя и поведал свою историю последнего лета, которое растянулась для него на добрый год. Началось все с поездки на средиземноморский курорт, как всегда, на недельку. Там Вудя легко познакомился с компанией, с которой незаметно для себя переместился по глобусу в другое полушарие Земли, отплясывая на дискотеках и попивая сложные коктейли. Там, так и не приходя в состояние трезвости, Вудя ощутил, сто деньги и приятели кончились, так что пришлось зарабатывать на пропитание разным недорогим мытьем посуды и подобными услугами, которыми обычно балуются иммигранты. Но погода радовала, море шуршало, жизнь была прекрасна, девушки относительно бесплатны … но был, правда, и минор - авиабилет на родину оставался недосягаемо дорогим.

Однако, тут в расклад вмешалась судьба в лице пожилого педика из состоятельных местных кругов. Тот, стараясь приблизить Вудю, с его крепкими поджарыми ягодицами, поближе к своим грязным объятьям, начал издалека и предложил Вуде ночлег и свой инструмент (садовника) за необычно высокую по тем нравам плату. Вудя, понятно, рассказывает всем, что успел вовремя соскочить с богатого педика, как раз заработав на билет, и мы ему в целом верим. С билетом, пользуясь всевозможными студенческими льготами и скидками, Вудя вырвался в северное полушарие. Шаг за шагом приближался к северным широтам, кочуя из гостей испанской девушки до приятелей из Берлина, слякотного и морозного для тех, кто носит зимой шлепанцы и ковбойки. Там, ночуя на вокзалах у гостеприимных друзей, удалось понемногу поправить гардероб. Но тут нарисовалась очередная незапланированная проблема. Виза была безнадежно просрочена. Вероятно, Вудя остался бы в Европе навсегда, если бы не случай. В тот момент выяснилось, что через Берлин в Австрию на соревнования едет белорусская сборная по фристайлу, членом которой почему-то до сих пор считался и сам Вудя. Ребята захватили его форму, самого Вудю и, пользуясь расслабленностью пограничных служб, которым в лом было проверять как следует паспорта у всего автобуса, протащили парня на родину.

Так закончился это пьяный вечер.

Глава 8. День 6-ый. Почти все!
Утро началось для рыбаков рано, для всех остальных – как всегда. Судя по количеству пустых бутылок из-под шампанского, вечер прошел весело и результативно. Копер помогал рыбакам чем мог – бросался за блесной за каждым забросом, тиранил наживку и суетился под ногами. Утро было не дождливым, но Солнца практически не было. Местные рыбаки издалека обходили наш лагерь, потому что его периметр обозначал силуэт Рика и голос Копера. С Риком я попробовал поиграть в перетягивание дубины. По очкам побеждал я, но в последний момент, когда я был готов праздновать викторию, Рик укусил меня за палец. Это был нокаут. Палец прокушен насквозь легким нажатием челюсти. Кровь, бинт, йод. Проигрыш.

Ветер не был таким же сильным, как вчера, и навес, на возведение которого было потрачено несколько пьяных человеко-часов, оказался не очень кстати. Текли последние часы нашего похода, еды и выпивки было предостаточно. Главным мотивом этого дня был лень. Тем более, скоро начало выглядывать из-за серой завесы солнце. Стало вообще хорошо и уютно. Пока экспедиционный корпус расхитителей гробниц мотался по окрестным местам боев с захватчиками скудной белорусской земли, остальное сообщество, не занятое рыбалкой и приготовлением пищи, мирно предавалось неспешным беседам и соразмерным тягучим минутам ничегонеделанья выкуриванием сигарет.

Егор баловал нас занимательной лекцией «Сравнительные характеристики легких грузовиков по американской классификации API, а также внедорожиков и паркетных автомобилей большого среднего класса корейского производства». По его словам выходило, что на сегодняшний момент Hyundai Santa Fe лидирует в своем сегменте по всем главным параметрам. Егор, как всегда, был очень убедителен и свою точку зрения высказывал, подкрепляя железными аргументами и значимыми соображениями. Через пол часа с момента начала лекции единственный вопрос, который мог остаться у женской части аудитории – это какой цвет надо заказывать, мужская сегментировалась по комплектациям, делясь между приверженцами автоматической коробки и ручной, причем тема двигателя не обсуждалась – только дизель.

Собака устроили смешную возню. Копер, у которого на исходе сплава взыграло кобелиное самолюбие, попробовал усомниться в окончательность верховенства Рика в собачьем коллективе, но под давлением убедительных доказательств (килограмм около двадцати плюс крепкие зубы в холке) быстро подверг сомнению свою точку зрения, которая теперь смотрелась абсолютно нежизнеспособной. Больше вопрос о своем месте в стае Копер не поднимал. А Ларе было все равно.

Пока время медленно сочилось к обеду, дежурные, возглавляемые активными действиями Александра Петракова, раскочегарили костер и стали ждать дальнейших команд. Безусловно, самое главное, самое яркое и звездное событие этой дневки – это пищевая вакханалия. Не считая быстрого завтрака, гастрономические чудеса этого дня достойны отдельного описания.
Проект «борщ» занял не меньше пяти человек и трех часов. Командовал, естественно, Саша. Слегка нетрезвый сначала, но к финалу приготовления борща уже достаточно отвязанный, он держал под своим неусыпным контролем все промежуточные операции и этапы. Свекла рубилась соломкой вполне определенного сечения – по образцу. Морковь вначале нарезалась на кольца, потом с помощью специального ножа филировалась под шестеренки. Поминутно проверялось качество каждого этапа и брались контрольные пробы материалов и продуктов.

Пассировались овощи, все по отдельности, сортировались на весах Петраковского мизинца специи. Страдали люди, резались пальцы, тщательно отбирались даже кусочки ветчины для мясной заправки. Измученные этим издевательством, дежурные, с пораненными руками в забинтованных пальцах, казалось, вот-вот начнут роптать. Но, когда все распоряжения закончились, стало очевидно, что все это было не зря.
Борщ получился такой, что его ели даже собаки. Без слов.

А пока мы занимались гурманством, пришли саперы. Наверное, пришли на запах. День благоволил сплаву. Их экспедиция наконец-то увенчалась находкой ствола. Принесли ржавый игрушечный револьвер доперестроечных лет за 34 копейки и очередную партию гнилых патронов. Щедрый улов был найден в перелеске, где, видимо, когда-то шумели бои между пионерским лагерем и местными внуками и детьми могилевских дачников. Искатели шумно радовались успеху, и только Валик хотел застрелиться найденным револьвером, но что-то не сработало и в очередной раз все обошлось без жертв.

Егорка наловил рыбы для ухи. Этим вечер и закончился. Начинала постепенно сказываться усталость, поэтому появление вызванного по телефону экипажа было встречено с радостью, не переходящей в печаль расставания, хотя место нашей стоянки, действительно, было необычно красиво.
Обратная дорога, как всегда, была короткой и сонной.

Ну все, сплаву конец!

20.05.07-15.11.2007

Скорей бы снова!

четверг, 14 августа 2008 г.

Отчет о сплаве 2003

Предыстория
В самом начале 2003 года я был назначен историографом сплава по рекам Белоруссии, состоявшегося поздней весной, в апреле-мае. Идеологом и застрельщиком водного похода на надувных судах стала моя сестра, Аленка. Несмотря на то, что все ее знакомые упорно называют ее Лена, я, как человек знающий ее с 1974 года, настаиваю на первом варианте.

Итак, еще в феврале, когда ноздреватые сугробы еще даже и не помышляли о своей кончине, а мой гипс, плотно укутавший разрывы ахиллесова сухожилия, еще был чистым и белым, на 9-м этаже серой монолитной башни в Веснянке (Минск, Беларусь) зародилась идея повторить опыт прошлых лет – сколотить веселую компанию, сесть на плоты и лодки и спуститься по одной из живописных рек Белоруссии километров на 100-150.

Идея пришла Аленке в голову, когда левая лапа антикварной фарфоровой собаки, которую сестрица упорно пыталась восстановить уже на протяжении второй недели, вдруг после обработки кварцевой лампой отвалилась и, упав под стол, намертво схоронилась там в уютной недосягаемой тени. Аленка, пытаясь дотянуться до осколка, случайно смахнула чашку с недопитым кофе, та упала на ковер, гуща выплеснулась, кофе стал медленно впитываться в пожилой ворс, видавший, впрочем, и не такое. В дрожащем отблеске сигареты на маслянистой поверхности исчезающей лужицы Аленка увидела резкие синхронные движения мускулистых рук, серые дробящиеся волны и разлетающиеся хлопья пены…

Решение созрело сразу. Первым был извещен (точнее поставлен перед фактом) о назревающем походе Александр, муж моей сестры. Да! Теперь впору остановиться подробнее на участниках похода. Итак:

Аленка
Моя младшая сестра. Она ребенок по сравнению со мной и однолюб – учитывая количество моих браков. Но я просто младенец, сравнивая себя с ней по глубине житейской мудрости и склонностям к компромиссному сосуществованию, елеем которых она умело смазывает узы своей семьи, единственной, нерушимой, счастливой и самодостаточной. Аленка много знает, все понимает, говорит очень метко, по утрам не любит рано просыпаться. Великолепная хозяйка и владелица домашнего салона живописи, антикварных украшений и авторских работ своего мужа, она умело создает псевдобогемную атмосферу, которая привлекает десятки друзей, с удовольствием пользующихся гостеприимством семьи Петраковых в самых банальных проявлениях (горы грязной посуды, завязывание перекрестных знакомств с освободившимися от «серьезных» отношений с конкурентками мальчиками, подкармливание втихаря под столом собаки). Аленка настолько умна, что скрывает свой интеллект даже от себя самой, чтобы не раздражаться по пустякам.

Саша
Глава семьи, муж Аленки. Давний член семьи, принятый в ее лоно на удивление благосклонно главным цензором наших сердечных романов, мамой Люсей. Сухощав, жилист, на удивление прожорлив. Обаятелен как Зидан в молодости, толерантен к ошибкам других и автомобилям не швабской сборки. Добрый юноша, перешагнувший порог первой зрелости, и научившийся только недавно руками делать штучки покруче тех, которые он вытворял на районе другим своим неназванным в формате данного произведения органом, известным многим девушкам от 16-ти до 45-ти в Веснянке не понаслышке. Ювелир-реставратор и владелец погибшего от возраста СААБа, он регулярно служит тризны его турбодвигателю, принося в жертву скончавшемуся мотору последние свободные карманные деньги в тщетных попытках вызвать дух автомобиля к жизни. Это у Саши хобби. Второе хобби – разведение и воспитание зверей. А именно: боксерши Лары, кошки Баси, золотых рыбок Пурсии и Серлины . Собака Сашу любит, кошка боится, рыбки игнорируют, а теща скрыто обожает. Саша – авантюрист и очень легкий на подъем человек. Единственное, что удержало его от покорения полюсов и вершин – привычка поздно ложиться и так же поздно и тяжело подниматься. Ритуал утреннего пробуждения Александр соблюдает неукоснительно. Это святое – как и 3-х разовое мясное блюдо каждый день. А иначе зачем жить?


Валера
Вальяжный и хитрый хохол, волей рока родившийся белорусом. Очень милый и стильный, добрый и юморной человек с личиной флегматика и судьбой Байрона. Нагуляв в последние пару лет симпатичный животик, Валера стал степенным бородачом с пшеничной эспаньолкой, любителем спортивных авто и верным почитателем и ревностным поклонником собственной супруги, возведя ее в ранг божества первой ступени и тем самым лишив ее даже призрачной надежды на излечение от прогрессирующей звездной болезни. Валерины обстоятельность и продуманность являлись гарантом того, что наша будущая экспедиция не умрет от голода и не утонет внезапно от незнания рельефа местности.

Валик
Бессменный участник всех совместных забав в компании, худой на зависть Валере, и немного болезненный, астеничный руководитель большой и уверенно стоящей на литых чугунных ногах компании, торгующей всякими железяками, через которые течет и в которых отстаивается вода. Наверное эта близость к влаге и звала Валика в поход, чтобы еще точнее и тщательнее прочувствовать голос водной стихии, подсказывающей своему слуге новые, более продвинутые способы обращения с ней посредством запорной арматуры, сантехнических изделий и импортных смесителей.

Егор
Настоящий профессионал сплава. Идеолог улучшения комфортности тягот походной жизни. Человек высоких технологий, адепт прогресса, знаменосец хай-тека. Даже туалетную бумагу, которую он взял в поход, характеризовала влагостойкость и наличие пропитки от кровососущих насекомых. Профессиональный стоматолог, умелые руки которого многократно отражались в помутневшей от злоупотреблений излишествами эмали сотен самых известных и одиозных лиц нашей страны, он явился автором бани на берегу, торта (!) на привале и, кроме всего прочего, подарил нашему коллективу удивительное рыболовецкое снаряжение – пикер. Именно на него ловилась вся та рыба, которая приятно разнообразила наш и без того далеко не спартанский рацион. Примерный семьянин, Егор очень гармонично смотрелся в паре со своей женой, миниатюрной и молчаливой Леной.

Лена
Супруга Егора. Находясь в тени своего предприимчивого мужа, Лена обеспечивала непрерывность многих технологических процессов в лагере и вне его стен. В ее больших серых глазах отражались ландшафты и виды, плескалась вода Птичи перед впадением в Припять, тихо потрескивали угли костров.
Даже на этой фотографии слева она выглядывает из-за мужниного дождевика продуманного желтого цвета.

Гейдар
Человек – столп. В честной борьбе победил по очкам в споре за титул командора похода. Взрослый импозантный мужчина, умудрявшейся выглядеть элегантно даже в майке и шортах, надетых на седую растительность тела. Мужские флюиды Гейдара, вооруженного многозначительной мудрой улыбкой, через которую неназойливо проглядывал опыт и слегка приглушенное озорство зрелого мальчишки, исходили от него на протяжении похода столь миролюбиво и убаюкивающе, что даже Лара, будучи порядочной сучкой, вела себя в целом примерно и вполне прогнозируемо. Саша, ученик Гейдара, испытывает зримую скупую любовь к своему наставнику. Тот ему отвечает взаимностью. На этой связке двух разновозрастных, но уже вполне матерых мужчин наросло огромное количество шуток и недоговорок, которые знатно повеселили компанию в походе. Нельзя не отметить кулинарный гений Гейдара, а также его умение руководить людьми без слов, одним своим видом показывая отношение к происходящему. Однако мониторинг этого самого вида обычно давал больше информации к размышлению участникам сплава, чем самые убедительные речи и слова.

Руслан
Историограф похода. О себе – или скромно – или ничего. Поэтому ограничимся антропометрическими показателями и документальным упоминанием очевидных вещей. Белорус. Живет в Москве. Специально для похода съездил в Донецк за спутницей. Познакомился с ней по Интернету, за что и благодарен по сей день Биллу Гейтсу. Вес – около ста, рост – больше 180. По убеждениям – романтик, по поступкам - … как бы это поласковее … - не совсем продуманный человек. Импульсивен, любит грести и надувать, забрасывать и нажимать на кнопки. Склонен к уединению с Ирой. Из-за этого пропустил все самые интересные ключевые моменты сплава, которые должен был отразить по долгу службы. Был прощен только из-за того, что приехал специально из России на сплав. Единственный сохранил остатки фотопленки до самых последних минут похода.

Ира
Спутница Руслана. Настоящая иностранка в нашей компании, хоть и славянка. Даром что первый раз попала на живую холодную и почти дикую природу Полесья, держалась молодцом. Темная лошадка сплава. До старта ее никто не знал, даже Руслан, хотя у него были основания предполагать, как именно Ира проявит себя в суровых условиях отсутствия ванны, массажа лица и вело тренажера. Согревалась без алкоголя, восхищалась красотами проплывающих берегов, охотно по привычке фотографировалась, утром и вечером куталась, днем раздевалась. Иногда совсем. Проявила себя как прилежный помощник шеф-повара и большой специалист по дальним вылазкам по суше.

Лара
Не обижается, когда ее называют сучкой. Не против, когда все, кому не лень, гладят по ягодицам и бедрам. Потому что собака. Порода – тигровый боксер. Натура – наглая и игривая, веселая и шумная. Взрослая девочка, очень надменная и строгая с другими псами. Эгоистка и эгоцентристка в квадрате. Настоящая сучка. Очень красивая.

Брайт
Великолепный образец редкой белоснежной эскимосской лайки. Молод, красив, улыбчив, толерантен. Пушистый и большой. Поначалу вел себя недостойно, но потом просто радовал всех своим, как неожиданно оказалось, спокойным нравом.

30 марта. Подготовка
Сбор кандидатов. Заботы. Сбор. Погрузка. Езда в кузове. Песочные приключения. Разбивка лагеря. Ужин. Декларация сплавщика. Шашлыки. Ночь. Сон.

Но вернемся назад, в досплавные времена. Аленка, обсудив подробности своих намерений с Сашей, повела широкую рекламную кампанию. Как всегда происходит в таких случаях, сообщество с радостью и энтузиазмом подхватило идею и принялось активно записываться в ряды сплавщиков. Поначалу список разбух до сверх оптимистичных 25-ти человек. Потом, по мере приближения времени «Ч», он сокращался как пресловутая шагреневая кожа. Естественно и ожидаемо отказались от похода подруги отважных викингов, затем сами викинги, поначалу переоценившие свою выносливость и авантюризм, потом отвалились самые надежные, но подверженные личным неприятностям и инфекционным болезням члены тусовки.

Когда пришла пора начинать подготовку к сплаву, реальных кандидатов было не более десяти. На них и легла тяжесть скрупулезной работы по закупке припасов, аренде плавсредств, приобретению палаток, спальников, ковриков и т.д. К чести заготовителей, они не забыли даже о таких казалось бы необязательных вещах, как самовар, походный душ, комбинезоны для собак и тент для бани.

Забегая вперед, хочу признаться, что на моей памяти не было еще столь грамотно и уютно подготовленного похода с точки зрения обустройства быта. Феерические первые и вторые блюда, салаты из свежих овощей, праздничные десерты, рыбные деликатесы, горячий чай из самовара! И это только еда. А чего стоят автоматическая рукомойка и уже упоминавшийся душ, обилие средств бытовой химии, переносная коптильня для рыбы, походная баня (также упоминалась дважды – а что делать! – это все ж таки стоит того), полный арсенал истребителя рыбы на водоемах (донки, спиннинги, пикеры ….). Я уже просто не говорю о фирменных палатках, спальниках, и специальных фонариках а-ля «шахтер» на светодиодах.

Для полноты картины не хватало еще передвижного салона красоты, мобильной киностудии и небольшой ремонтной мастерской. И вот со всей этой хренью мы преодолевали километры водного пути. И ничего удивительно в том, что иногда при встречном ветре мускульной силы гребцов было недостаточно, чтобы ни только сдвинуть плот вперед, но даже удержать его и привязанную к плоту же грузовую баржу сопровождения на месте.

Вот тогда и появлялись спасатели на водах – Егор и Валик на своей надувной лодке с жестким днищем, вооруженной настоящим японским бензиновым мотором. С диким ревом моторка помогала тяжело груженому плоту преодолевать проблемные участки. В плохую погоду Егор в желтом дождевике неподвижно сидел в полный рост, напряженно вглядываясь в даль, руководя рукоятками мотора, в хорошую – благосклонно принимал голым торсом солнечные лучи. Его контурная борода, синие глаза и кепка с морским козырьком гармонично вплетали речного стоматолога в пейзаж акватории. Поэтому и мат, которым обреченно Егор пытался корректировать неслаженные действия гребцов на виражах, изобилующих корягами, в его устах звучал органично и естественно…

Но вначале был сбор и была дорога. Заказанная из своего личного парка Валерой немецкая полуторка явилась вовремя. К этому моменту все сплавляющиеся съехались со всех концов города и стояли, сгрузив поклажу в общую кучу, прощаясь с дорогими и любимыми, верными и не очень. Были сделаны первые фотографии общего плана. Погода была сухая, ветреная и довольно солнечная. Не жара, но для 30 апреля вполне приличная.

В кузове тентованного грузовика, в который с трудом влезла наша поклажа и семь человек балласта, стоял ряд мягких сидений и пару лавок. Самые выгодные места – поверху поклажи – сразу заняли Валера с Егором, обремененным поскуливающим Брайтом. Валик и Лена поместились в кабину. Мы тронулись, и ветер, пытаясь отодрать тент от каркаса, весело затрепетал в складках. Нужно ли говорить, что первый пакет вина был откупорен еще до того, как мы пересекли кольцевую автодорогу. То же самое произошло со вторым, третьим … Ехать было долго – часа четыре. По пути мы строили прогнозы и планы на следующие несколько дней, весело шутили, шутливо веселились. Саша, как всегда, умудрился найти кусок шоколада и пару часов поспать. Брайт скулил час за часом, не переставая, и пытался вырваться на волю при каждой остановке. Под его эскимосский аккомпанемент можно было сойти с ума. Странно, но пес к концу поездки примолк и больше не беспокоил нас на протяжении всего похода своими мальчишескими выходками.

С одной остановкой в Слуцком регионе мы к темноте добрались до диких и необжитых мест, что стало ясно по прыжкам машины на дрянной дороге и постоянным остановкам штурмана для топологических бесед с местным населением. Бессчетное число раз мы разворачивались, кружили и подъезжали. Разные люди направляли нас в разные дали, пока томительная и неуютная тряска по ухабам наконец-то не прервалась. Приехали! Мы высыпали из кузова в чарующую тишину весенней ночи. Ярко горели звезды, под ногами пересыпались микро-барханы речного песка. Вокруг росли елочки и сосны. Невдалеке сверкала подозрительно обширная гладь разлившейся реки.

Совместными усилиями мы быстро разгрузили кузов, снесли вещи в кучу. Вот с грузовиком было сложнее, он, подлый, не хотел уезжать обратно, обреченно завязая в песке маломерными колесами городского баловня. Мы и толкали его, и понукали, и чуть ли ни на руках выносили на твердые участки – ничего не помогало. Тогда, когда казалось, весь арсенал воздействий был исчерпан, Валера согнал опытного, но неуверенного водителя, и сам сел за руль. Абсолютно спокойно и методично с помощью наших согласованных толчков он легко и неторопливо вывел машину из песков и остановился на безопасном грунте. Пристыженный водила постеснялся даже попросить аванс за отработанный день, и скромно потупив глаза, уехал в ночь, посверкав красными огнями габаритов. Валера объяснил свой успех чисто научно. Мол, поскольку его вес в два раза превышает вес водителя, и тем самым создает дополнительную прижимную силу для колес, грузовик был обречен на успех. Но мы то знали, что дело все в той самой Валеркиной неторопливости – песок не любит холериков за рулем – он дружит с флегматиками и меланхоликами.

Следующий час прошел в заботах по установке палаток, разжигании костра, заготовке дров, подготовке к трапезе. На ужин нас ждал шашлык, заботливо привезенный из Минска. За дело взялся его создатель, Гейдар. Мимоходом поведавпро рецепт приготовления настоящего азербайджанского шашлыка в виде истории, где фигурировал его умудренный годами и сединами дед и сам Гейдар, еще маленький и несмышленый черноглазый подросток, которому первый раз в жизни довелось готовить мясо, Гейдар подчеркнул – «Хочешь сделать хороший шашлык – не жалей лука. Сколько лука – столько шашлыка. И обязательно при закладке надо как следует помять его. Он любит руки». Руки, как потом оказалось, тоже полюбили ночной шашлык.

За ужином был объявлен кодекс сплавщика, который сводился к некоторой интерпретации тех самых библейских заповедей, к коим была присовокуплена злободневная: «Не сори!», а также модифицированы по тексту первые, где всевышнего заменил избираемый командир сплава. Вот тут-то и состоялись выборы. Как положено, на заранее приготовленных бумажках каждый писал имя предполагаемого руководителя. Потом подсчитали голоса. Они разделились поровну между Егором и Гейдаром. Кстати, обратите внимание на количество букв «р», «г» в этих именах. Жесткие, мужественные и сильные звуки, видимо, и на самом деле определяют характер человека.

Патовую ситуацию разрешил Валера, который изменил свое мнение в пользу Гейдара. Так мы приобрели командира. Терпеливого, заботливого, немногословного. Аленка зачитала график дежурств и состав бригад по обслуживанию лагеря, а также план дневок-ночевок и расписание движения. В этот вечер мы долго лежали на ковриках возле костра, пили невкусное венгерское вино, наслаждались ароматным шашлыком, который подозрительно быстро готовился на угасающих углях, пили чай из самовара.

Лес щелкал и куковал птичьими голосами, вода была бесшумна. Небо – прозрачным. Звезды, весенние и четко прорисованные, крупными жирными точками висели на своих местах. Город медленно выходил из нас каплей за каплей, растворяясь в прибрежном песке.

1 апреля. Первый день сплава
Дежурство Аленки и Валика. Первый кулинарный подвиг Егора. Красоты первых часов. Изменения погоды. Борьба с ветром. Дождь. Прикладная картография. Спасатели – вперед! Высадка. Разбивка лагеря. Ужин. Усталый вечер. Сон. Соловьи. Борьба с тентом.

Утро встретило нас слегка нахмуренном небом с прояснениями. Оказалось, что мы ночевали на берегу живописного разлива. Специально такое место найти было трудно – только ночной слепой рейд с высадкой десанта мог забросить нас в такую красоту. Так мало того – даже дрова на костер, не пришлось заготавливать – вся окрестность была прямо таки усеяна поваленными и распиленными деревьями.

Дежурные вяло разбудили туристов и мы начали сползаться к костру на завтрак. Лица варьировались от невыспавшихся до сонных. Только Гейдар был улыбчив, весел и традиционно галантен.

Дежурные на этот день, Аленка и Валик, понукаемым гиперактивным Егором, разожгли костер до состояния доменной печи, куда Егор по доброте душевной и поместил котел с гречкой, прямо в самое сердце. Аленка узнала об этом первой по запаху. К сожалению, до конца ситуацию спасти не удалось, хотя большую часть завтрака у стихии отвоевать смогли. Пристыженный Егор самокритично отмежевался от процесса приготовления пищи и больше не мешал костровым. Те быстро сварганили гречку с тушенкой и накормили сообщество. Собаки благодаря Егору были накормлены черной гречкой до отвала.

Остатки вчерашнего шашлыка, сиротливо оставленные вчерашними едоками, выглядели при дневном свете более чем румяно. Если не сказать - совсем красно. Только утром стало понятно, что жарить мясо по-Гейдаровски – это дать огню лишь лизнуть поверхность кусочков, истекающих соком. Но – обошлось. К чести господина Алиева, на вкусовые качества вчерашнего шашлыка его явная недожаренность, как ни странно, не повлияла. Видимо, все дело было в луке, добрый килограмм которого Руслан с самого утра прилежно пережарил на сковородке как добавку к каше.

Собирались очень долго. Добрых два часа укладывались, собирали сумки и рюкзаки, лениво грузили лодки, перевязывали тюки. Кто-то успел залезть в более чем прохладную воду. На небе мягкое солнце вальяжно куталось в дымчатые, но пока еще высокие облака. Было тепло и тихо, не жарко и чуточку солнечно. Вода медленно текла в разливе, поглотившем русло реки и перепутавшего все карты. По ширине Птичь была скорее похожа на Днепр возле Гомеля. Нега и прямо таки средиземноморское спокойствие овладело членами молодого коллектива. Только после полудня, после раздачи Аленкой кормового запаса на обеденный перекус, мы стали на весло.

Первыми отчалили единоличники – Руслан и Ира. Они, вольно раскинув ноги по бортам зеленого Севилора , загрузив лодку своими сумками, медленно покатились по заливному лугу, чуть-чуть ради приличия покрытого водой, в поисках настоящего русла. Мимо проплывали деревья, зеленые лужайки, попадались обрывы и подобия настоящих футбольных полей на берегах – длинные и ровные площадки с изумрудной растительностью. Основная группа, дружно налегая на весла, быстро нарушила идиллию авангарда. Плот, в котором размещался основной состав и собаки, быстро передвигался по реке, уверенно огибая коряги. Любуясь красотами, мы прошли первые километры.

Тем временем небо постепенно серело, горизонт ставал сливаться с небом, потом с водой. Ветер начал крепчать. Вначале чуть слышный, вскоре он стал назойливым, а потом – совсем нестерпимым. Для того, чтобы проплыть метр против ветра, приходилось основательно грести. Если лодки еще могли как-то справляться со стихией, то плот, обремененный излишней парусностью, тяжелый, инертный, с приданным в виде грузовой баржи, вышел из повиновения полностью. Несмотря на все усилия всех гребцов – Саши, Валеры и Гейдара, в лучшем случае плот почти стоял на месте. Но первый же шквал откидывал судно назад, к ближайшему повороту, за который ветер не заглядывал.

Речка, как назло, кривлялась и поворачивалась своими боками как ненормальная. Счет пройденной дистанции пошел не километры, а на метры. А ветер не стихал. Мало того, пошел легкий дождь с явным намерением перерасти в тяжелый и затяжной холодный весенний ливень. Но экспедиция не сдавалась. С маниакальным упорством плотогоны загребали и кряхтели, вгрызаясь неудобными короткими плоскими веслами в темную воду. Собаки дремали, девушки курили и созерцали однообразное серое великолепие. Так прошел добрый час, пока единственный моторизированный экипаж не совладал таки с мотором. Судзука после двадцатой попытки вняла мольбам Егора, чихнула и поддалась. Счастливые лодочники взяли на буксир плот и потащили, разрезая гладь, по фарватеру.

Легкий Севилор, оснащенный одной мускульной силой Руслана, со своим низким силуэтом справлялся с погодой относительно неплохо и пробовал самостоятельно сокращать дистанцию до точки ночевки. Буксир с плотом, обогнав Руслана и Иру, еще долго мелькал в просматриваемых поворотах, лишенных растительности, пока не пропал совсем. Трудно сказать, что происходило на буксируемой сцепке. Говорят, там было весело и непринужденно. Петраков, постепенно вживаясь в образ завзятого брюзги и походной сволочи, вначале робко, а потом профессионально становился из добродушного и отзывчивого парня брюзгой и нытиком. На каждое доброе слово он находил злой ответ, на каждый оптимистичный довод – гадкое соображение. А когда он стал предрекать гибель экспедиции, затопление плота, проливной дождь до конца сплава и скорую кончину продуктов, якобы плохо рассчитанных на время похода, образ мерзавца, который он старательно примерял на себя, стал настолько мил и понятен, что Сашу пытались по доброте душевной вытолкать из лодки. Он сопротивлялся и требовал срочной остановки на обед. Остановка случилась. Под первым попавшимся мостом, по которому раз в час проходил ржавый обреченный молоковоз с дореформенными номерами.

Пока плот, лихо утащенный буксиром, прижимался к фермам моста, в Севилоре кипела своя жизнь. Руслан, по-отечески нарыв ворох своей теплой одежды 56-го размера, заботливо наряжал Иру в свои шмотки с начесом, с водоотталкивающей пропиткой и ветрозащитными барьерами. Та хлюпала носом и покорно утеплялась, не выпуская из руки банки с тушенкой, отпущенной на двоих на обеденный перекус. Повязав красную бандану вместо платочка, Ира стала походить на комсомолку тридцатых. В телогрейке, ватных штанах, в валенках на фильдеперсовую нарядную портянку, с горящими глазами и зверским аппетитом. Она даже схватила было пересекающую русло реки ящерицу и попыталась примерить ее к случайно оставшемуся от потравы куску хлеба, но рептилия так жалобно посмотрела на девушку, что той стало стыдно. Вдохнув, она с тяжелым сердцем бросила ящерку в воду.

Под мостом произошла встреча плавсредств. В тому моменту к ним неожиданно добавилась еще одна посудина – это Ира пустила освобожденную банку из-под тушенки в свободное плавание.

После недолгой стоянки под мостом, мы снова стартовали по серой реке. Дождь то усиливался, то почти стихал. Берега скользили в безлюдной зелени, лишь изредка показывая полуразвалившиеся избы местных старожилов, крытых замшелым шифером, а то даже и архаичной дранкой.

Нельзя сказать, что вокруг было некрасиво. Наоборот! Красиво было просто до жути – той заброшенной и обреченной красотой ненужного спокойствия белорусской глубинки, где кроме неорганизованной вездесущей зелени, бурых пятен болот и фисташковых – трясин, не было чему глазу зацепиться из-за низкой облачности, ветра, дождя и всеобщего уныния.

В процессе сплава наши суденышки то соединялись, то терялись, то снова нагоняли друг друга по настроению загребающих. Валик и Егор, рассекающие водную гладь по своей прихоти благодаря мощному мотору, челноком курсировали между бортами, время от времени исчезая в познавательных целях далеко впереди, горделиво буравя винтом бурую воду Птичи.

Ближе к вечеру, когда бесконечность стала напрямую ассоциироваться с нашим маршрутом, а берега стали казаться повторением одного и того же надоевшего участка, Руслан и Ира порядком поотстали.

В это время авангард нарвался на местного лесничего-егеря.
- Ну и куда ж вы это на моторке во время нереста? – лукаво удивился тот, прищуривая хитрый профессиональный глаз представителя власти, развращенного небольшими, но регулярными подачками.
- Ну дык это .. Мы – туристы! – сообщил Егор и без слов протянул егерю бутылку водки.
- Вы, братцы, поосторожнее тутака с вашей судзукай! – продолжал человек в форме, цепким взглядом выискивая удочки и спиннинги в туристическом хламе. - А то не дай вам бог еще и рыбку половить захотите – лукаво подмигнул он глазом Егору, приняв его за старшего.
- Ну что вы! – изумился тот, протягивая собеседнику вторую бутылку водки.
- А хоть бы и половить – внезапно смягчился тот. – Только меру знайте, не шалите! Да! И там дальше, за поворотом – с мотором-то потише – местная рыбоохрана там совсем лютует – отберет мотор к едреной фене – и с приветом!
С этими словами егерь махнул рукой в прощальном жесте и исчез в высокой траве, растворившись без шороха в зелени, сливаясь с ландшафтом.

Река тем временем стала пробовать путешественников на вшивость, раз за разом побрасывая опасные участки, где на повороте вдруг предательски из воды выныривали острые пики коряг и ветки затопленных деревьев. В такие моменты на плоту слышался мат и скрип мышечных волокон, трущихся друг о друга в смертельном напряжении. Вода бурлила и заливала весла, тяжелый плот нехотя подчинялся управляющим гребкам и, к чести гребцов, с успехом миновал все опасные места. Валера, с его особенностью подхихикивать в самые напряженные моменты пропорционально надвигавшейся опасности, то слегка хрюкал себе под нос, то переходил на зверский рогот, навевавший панический ужас на девушек, предвещая страшный конец целостности резиновых бортов нашего арендного титаника.

Карта издевалась над туристами. Она то слегка привирала, то явно начинала нести околесицу, временами прибегая к откровенному вранью. Там, где должна была проходит ЛЭП, она показывала засохший ручей, где должны были показаться на откосе хозяйственные строения заброшенного хутора – баловала нас озерами и протоками мелких речек, где по всем законам должна была встречаться дорога и мост – нагло предлагала лодочную станцию среди хвойного леса.

А под водой на заливных лугах желтели лютики, чуть слышно колышась вместе с рывками слабого течения, вода чуть слышно журчала и переливалась, теребя борта лодки, на небо наползал туча более чем угрожающего вида, заливая смертельной синевой добрую половину неба.

Пока передовые суда бороздили просторы реки, Руслан с Ирой потерялись где-то в сухих камышах, спрятав лодку в их сухих и романтических зарослях на то время, которое не пошло в зачет сплава по причинам, не имеющих никакого отношения к теме нашего рассказа.
Они сливались с природой до тех пор, пока сильный дождь не заставил их, укутавшись в дождевики, вывести лодку в фарватер и броситься в погоню за лидерами в надежде на скорый сухой кров. К счастью, спасатели на водах в желтой куртке Егора и защитной Валика, благородно спустившись ниже по течению, взяли Севилор на буксир и в секунду домчали того до плота, привязанного к берегу. Ливень усиливался. Мы привязали все лодки одна к другой, заползли на плот под защиту ненадежного тента и, увлекаемые буксиром, поплыли к месту нашей будущей стоянки. Валера и Саша, смело подставив мужественные лица, поросшие свежей щетиной и бородками стихии, помогали веслами корректировать курс перегруженной резиновой баржи.

Дождь, поразившись такому самообладанию и дерзости, сменил гнев на милость. Неожиданно затихая, он обнажил край неба, на который вылезло оранжевое садившееся солнце. Все вокруг заиграло по-новому. Зелень стала изумрудной, река из серой превратилась в интригующе-затемненную, с перламутром. Настроение тоже стало более радужным. Тем более, что вскоре мы прибыли на место первой стоянки, миновав деревню.

Дубы, дубы и еще раз дубы. Они, обгоревшие по неизвестной причине, украшали тот фрагмент берега, где мы высадились. Егор на катере поехал вперед проверять свою идею на счет того, что через двести-триста метров, возможно, место для стоянки будет получше, но, через полчаса вернулся и молча стал разгружать свою лодку.

Все дружненько вытащили лодки и стали таскать вещи в лагерь. Зашумел муравейник. Ставились палатки, носились и пилились дрова, организовывался ужин, обживался лагерь, в котором нам предстояло пережить две ночевки.

Когда лагерь приобрел живой вид и вода забурлила в котле, предвещая скорый ужин, Егор с Валерой и Валиком пошли ловить рыбу своими современными средствами, приобретенными в специализированных магазинов, обслуживающих отряды легитимных убийц наших далеких эволюционных предков.

Аленка тем временем почистила картошку, сделала роскошную тюрю с тушенкой и организовала суп из пакетиков. Счастливые рыболовы, потрясая своим неприлично хорошим уловом, бросились коптить свежую рыбку.

В темноте мы отужинали и вскоре, не в силах совладать со сном, разбрелись по палаткам, натянув перед тем над лагерем тент, опасаясь дождя. Дождь, впрочем, так и не сподобился посетить нас. Но это не мешало слабо закрепленному тенут грохотать под каждым дуновением ветра так, будто он железная крыша, по которой ходят миллиционеры в кирзовых сапогах, подбитых железными же подковами. Эта особенность очень мило развлекала тех, кто ночевал в ближайших палатках. Только Руслан с Ирой миновали этой развлекаловки, уединившись по привычке со своей палаткой в зону акустического комфорта, на расстояние замирающего крика средней силы.

Всю ночь на умерших дубах бесновались спаривающиеся птицы. Они ухаживали друг за другом с треском и шумам, прижимая друг друга к стволу, раскачивали ветви и трещали без умолку. Особенно выделялись соловьи своими сумасшедшими трелями. Без устали они пилили свои мотивы лужеными глотками. По три по четыре, они одновременно исполняли свои арии, которые в таком оркестре несколько теряли свою прелесть и очарование, превращая ночные сюиты в бесконечное соревнование банальных исполнтелей затасканных деревенских шлягеров.

2 апреля. Второй день сплава – первая дневка.
Завтрак. Ловля рыбы. Приятное времяпровождение. Проводы экспедиции. Приготовление роскошного обеда. Возвращение экспедиции. Второй обед. Поездка на моторе за водой. Самогонщики. Ловля живца и шитиков. Фотосессия от Валика. Баллада о крючке. Копченая рыба на десерт. Сон в соловьиную ночь 2.

Когда мы начали просыпаться, солнце уже не первый час поливало окрестность теплом и светом. Вдохновленные просто неприличными успехами вчерашнего дня, ребята ушли ловить подлещиков на пикера. Казалось, подлещики уже столпились в месте потенциального заброса пикера и терпеливо ждут – ну когда же наживка коснется дна, чтобы затем, радостно виляя хвостами, трепыхаться на крючке.

Дежурные Гейдар и Лена затеяли на завтрак макароны по-флотски. После завтрака интересы сплавщиков разделились. Кто-то намеревался продолжить рыбную ловлю, кто-то собирался позагорать, кто-то, будучи дежурным, ломал голову над обеденным меню. Руслан же, движимый просьбами своей спутницы насчет «парного молочка», собрал у солагерников деньги на пиво и прочие десертные штучки, которые надеялся встретить в сельмаге, взял за руку Иру, и они медленно зашагали по направлению к скрытой за холмом на расстоянии километров двух деревни.

Здесь надо честно сказать, что дальнейшее повествование пойдет о наших с Ирой подвигах, приключениях и неожиданных находках, в которых и прошел остаток дня. Итак…

Мы удалялись от лагеря по символически протоптанной до нас в свежей траве тропинке. Справа текла еще холодная речка, слева на одинаковой дистанции друг от друга попадались сгоревшие дубы. Поглощенные чувством взаимной любви и благолепием поздно расцветающей весны, мы легко перемахивали через оставшиеся от заливных лугов лужи, обходили топи и грязные пятна. Одно из временных озер нам пришлось преодолевать по упавшему дереву. Вскоре мы подошли к холму, дорога через который вела нас к вспаханному полю. На нем рос одинокий дуб. Естественно, сгоревший. Но его дупло причудливой формы, расщепленное от середины и расширяющееся до самой земли, привлекло наше внимание. Мы решили очередную фотосессию устроить прямо в стволе дуба. Ира легко сбросил с себя лишнюю одежду для пущего художественного эффекта. И когда на ней почти ничего ни осталось, она прижалась к стволу дерева в серии затейливых поз, которые должны были обозначать то единение с природой, то слияние с духом дерева, то протест против ношения бюстгальтеров. Когда съемка приблизилась к своей кульминации и дерево приняло в свое дупло хрупкое тело загорелой в солярии натурщицы, обнявшей его что было сил, я заметил что-то неладное. Этим неладным оказались полчища муравьев, потревоженных вспышкой. Коренные жители дупла, возбужденные шорохом по коре обнаженных сосков и близостью чужеродной белковой жизни, они дружно высыпали на Ирины шею и плечи. Я имел неосторожность заметить это в обращении к спутнице.

Что тут началось! От крика содрогнулся вековой исполин и с самой верхушки посыпались прожаренные желуди. Стаи ворон, встревоженные этим воплем, взмыли в небо в двух ближайших деревнях. Сами же муравьи замерли, парализованные этим звуком, и посыпались один за одним с девичьей кожи.
Ира в мгновение ока натянула на себя одежду и пулей полетела к дороге, нервно пытаясь стряхнуть с себя несуществующих насекомых.

Естественно, фотоаппарат пришлось зачехлить. Вскоре тропинка влилась в местную дорогу, разбитую колесами редких транспортных средств. Проходя мимо одинокой ольхи, растущей на меже, мы увидели в среднем поясе ветвей шевеление – пара вихрастых белобрысых голов прочно засели там, веселыми глазами посматривая на чужаков.

- Прывiтаньне, хлопцы! – обратился к ним я. – А цi есць сельпо у вас у весцы?
- Здрасце. Есць! Але ж яно сення ужо не працуе.
- А дзе працуе побач?
- А тутака недалека у гэным баку есць Кашэвiчы. Спачатку iдзiце да шашы, а потым ужо па шашы.
- А да шашы далека?
- Вон яна амаль што бачна за скронямi.
- Дзякуй, тутэйшыя!

Примерно так мог бы звучать мой диалог, если бы ребята знали белорусский хотя бы так, как моя мама-филолог или я хотя бы так, как мой отец-журналист. Но, к сожалению, местные подростки были так же далеко от литературного языка, как трасянка от вологодского говора.
Впрочем, мы друг друга поняли. Мы пошли к виднеющейся впереди деревне, по пути к которой пересекли разлившийся до размеров речки лесной ручеек.

Деревня встретила нас полуразрушенными строениями бывшей фермы, где стояли понурые и неухоженные животные, парой местных стариков, которые шли нам навстречу и запахом навоза. Местные жители очень радушно объяснили нам, где можно в деревне купить молока и мы, воодушевленные этой информацией, рванули по указанному адресу.

К сожалению, утренняя дойка уже прошла так давно, что на нашу долю ничего не досталось. Маленькая умирающая деревенька отказалась нам продавать молоко. Нету молока-то! Надо было раньше приходить – к 6-00!

Посматривая на гнезда аистов, прибитые к колесам возе каждого второго дома, мы вступили на асфальтовое шоссе и, полные решимости, зашагали в Кошевичи. Дорога лежала через лес. Справа и слева лесные поляны были усыпаны белыми цветами. Тишина и спокойствие растворялись в густом полесском воздухе. За час пути мы встретили только парочку велосипедистов, которые приветливо поздоровались с нами по старинной деревенской привычке, и одну телегу со спящим возницей. Наши шаги отчетливо звучали вокруг, потому что других звуков, не считая стрекота кузнечиков и занудливых росчерков крыльев от пролетающих мимо мух, не было. Если бы не насекомые, казалось, мы могли бы услышать легкий шелест, с которым облака, клубясь, высоко летели по небу, рассекая воздух.

Через два часа ходу мы дошли до Кошевичей. Это оказалось серьезное село. Расположившись вдоль главной дороги, оно явило нам вначале дом с пихтой, потом картину пахоты на лошадях приусадебного участка, потом доверчиво показало жемчужину района – клуб. Надо ли говорить, что вскоре под внимательные взгляды местных мы дошагали до магазина, любезно указанного стайкой молодежи, засмотревшейся на пришельцев. Магазин просто ошарашил нас изобилием ассортимента. Пока я упаковывал без малого ящик пива в недра своей специально захваченной для этого сумки, Ира порхала над прилавками, откуда на меня время от времени падали то печенье, то кусочек сыра, то двести грамм нарезанной ветчины, потом почему-то пару батонов, кажется водка и еще какие-то конфеты с банками сгущенки вперемешку. С трудом я закрыл молнию на сумке. С еще большим трудом забросил ее на плечи, пустив лямку наискось. Но самым трудным было теперь представить – как теперь эти 7-8 километров я пройду с такой сумкой по долинам и по взгорьям до лагеря. Но отступать было нельзя, тем более что Ирочка уже тянула меня за руку в поиски за молоком.

В здании лесничества томящиеся очевидным безделием егеря рассказали мне все – откуда можно позвонить, у кого можно купить молока, у кого квас на березовом соке. Мы с удовольствием воспользовались всеми этими советами. Сначала позвонили на родину Ирины, потом купили пару литров молока и пошли в обратную дорогу, разыскивая за деревней место для привала. Вскоре мы, расположившись на полянке, оседлали ствол упавшей сосны и пообедали чем бог послал. Его нельзя было упрекнуть в жадности в тот славный день, когда косые лучи послеобеденного солнца, прорываясь сквозь кроны деревьев, рассеивались у наших ног на мягком мху. Мы очень мило посидели, пока Ира не прикончила пару литров парного молочка с таким вкусом и страстью, что я не удержался и составил ей компанию.

Обратная дорога, как это обычно бывает, могла бы показаться короче и быстрее, если бы не сумка, которая остервенело перекашивала мой позвоночник по всем законам физики. Но, с каждым шагом мы все-таки приближались к цели, болтая о всякой приличной и неприличной глупости, время от времени делая фотографии. Ира, никогда до этого не попадавшая в настоящую живую природу, была счастлива и довольна. Все было в новинку, все было интересно.
Верилось в чудеса и наличие диких кабанов в засаде за ближайшей елкой.

Когда мы вошли в деревню, с которой и начали свое путешествие по асфальту, нас поразила происшедшая с ней перемена. Видимо, из Кошевичей по сарафанному радио уже донеслись вести, что парочка идиотов, щедрой рукой разбрасывая деньги направо и налево, скупает все подряд как в магазинах, так и в частных домах простых селян. Обуянные жаждой наживы, те подобрались и наперебой зазывали с каждой лавки возле палисадника:
- А вот у мяне малачко свежае, вячэрнее! А тваражок! А квас на бярозавым соке!
Мы заправились молоком и соком под завязку, привязав ко мне куда-то сбоку пятилитровую емкость из-под питьевой воды, и решительно спустились в долину, сойдя с «шашы», чтобы совершит последний бросок к лагерю.

Солнце примеривалось, куда бы ему сесть, дождь так и не собрался. Мы шли по пыльной дороге и, увидев пару огромных валунов, выкаченных лет так 50 000 назад ледников, который завернул в те славные времена в гости к этой местности, мы решили сделать привал. Я открыл сумку, чтобы достать питье и к своему ужасу обнаружил, что две баночки йогурта, которые я нес уже добрый пяток километров, навьюченный как верблюд, дали течь и равномерно размазали свое содержимое по стенкам и дну сумки, весело перемешав свое фруктовое содержимое с другими незащищенными от такой дерзости продуктами. Это был удар ниже пояса. Я очень страдал, но вскоре сжал волю в кулак и продолжил путь.

Дальше все было более-менее сносно, если бы не неприятность, случившаяся при переправе через остатки заливной поймы по уже описанному дереву, невдалеке от лагеря. Ира, которой было поручено нести самое ценное – мои очки – поскользнулась и разжала пальцы, хватаясь за ветки – очки весело блеснули и, медленно раскачиваясь в бурой воде, мирно легли на дно, кокетливо поблескивая оттуда металлическими частями. Я, с сумкой через плечо, флягой с молокой в зубах, чтобы освободить руки, переправился, бросил вещи пошел нырять за пропажей. Мне повезло – там было довольно мелко, а длины руки хватило, чтобы подцепить свои очки – так мы отобрали свою собственность у природы.

Последние метры давались очень непросто. Когда лагерь показался в прямой видимости, стало очевидно какое-то волнение, охватившее его население. Все были на ногах, стояли одной кучей и синхронно всматривались в горизонт, приложив ладошку к челам для защиты от ядовитых солнечных лучей. Когда наши фигуры приблизились на расстояние узнавание, со стороны лагеря донеслись крики ликования и счастливые возгласы. Не успели мы подойти к огневищу, как Валик заботливо попытался помочь мне снять сумку. Вдвоем с Валерой они с трудом отволокли ее поближе к огню, и, открыв чрево, восхищенно зацокали языками, увидев пузатые бока пивных бутылочек речицкого производства. Все, что мы принесли, было встречено с радостью и благодарностью. Только молоко, ради которого, собственно, мы и проделали этот путь, оставило всех равнодушными. Единственная неприятность произошла с печеньем – оно так перетерлось в дороге, что превратилось в труху, чему нимало были рады собаки, получившие к вечеру весомую прибавку к своему рациону.

Оказывается, за давностью нашей пропажи все очень серьезно принялись было беспокоиться. Кончено, зная меня с разных сторон, родная сестра умом понимала, что случится со мной ничего не может. Однако, сердце тревожилось, а обед стыл. Поэтому его съели без нас, оставив по доброте душевной достаточно порций к нашему затянувшемуся приходу.

Пока нас не было, лагерь развлекался и отдыхал между переходами. Целый день Валера ловил верхобрюшек (так он называл верховодок, за то, что они всплывали вверх брюхом сразу после поимки, отказываясь существовать в неволе), наловил так много, что в котелке с рыбками от их брюшек сделалось белым бело. Тем временем Валик и Егор нанесли пикером серьезный удар по поголовью подлещиков на данном повороте реки.

Было ветрено и жарко. Популярностью пользовались семечки, предусмотрительно захваченные из Минска. Собаки, резвясь под дубами, набирали клещей. Гейдар сделали харчо и плов, нас не было. Все были в трансе, мы были уверены, что мы не потерялись, но в конце концов решили нас не ждать. А потом мы все-таки пришли. Наш поход, а особенно его пивной и сгущеночный результат был занесен в аналы экспедиции и приравнен к подвигу во славу членов сплава.

А как удался суп харчо и плов нашим дежурным! Даже сейчас, сидя за клавиатурой монитора, сытый и довольный, я снова погружаюсь в те воспоминания, когда ноздри трепетали от душистого пара, выпорхнувшей из котла, кода крышка открылась, а глазами предстали развалы красно-морковчатого настоящего плова с оригинальными специями Гейдара, очень вкусного и очень жирного. Но вернемся к хронике суток.

Чуть не забыл! После позднего обеда, захватив полотенца и мыло, мы с Ирой пошли принимать ванну в Птичи. Выбрав обособленное место под очередным дубом выше по течению, я разделся и первым запрыгнул в реку, испытав нешуточный шок – вода была жутко холодной. Но бодрила неимоверно.
Наивная Ирочка было потянулась за мной, но как только нога ее коснулась воды, она попыталась было улизнуть, но была насильно погружена в воду, откуда пробкой вылетела на берег с нехорошими, но справедливыми словами. Пришлось растирать ее всем, чем было, прежде чем она смогла прийти в себя. Дальнейший душ она принимала из бутылочки с водой, которую я набирал в реке и носил на место омовения.

Ближе к темноте Егор с Валиком поехали на моторе за водой. Привезли ее нескоро, да и не только ее, судя по хаотичной суетливости, внезапно обуявшей Валика. Он стал смешливым и подвижным, бегал с фонариком и фотокамерой, в руки не давался, смеялся с недостижимых дистанций и крутил фиги в ответ на просьбу Валеры поделиться светом. Самогон в этот вечер оказал свое дивное влияние на участников. Валера стал задумчивым, Егор словоохотливым, Аленку пробило на икоту, Саша стал умиротворенно сонным… Но вначале он, потроша рыбку, обнаружил в брюхе щуки древний крючок, ржавый и поломанный. Он показал его Валику, что привело того в неописуемый восторг. Как пресловутый Авессалом Изнуренков, с криками «Высокий класс!» Валик носился ураганом по лагеря в парах алкоголя и всем показывал крючок, поминутно изводя на него пленку своего широкофокусного аппарата. Пока затвор не замер на последнем кадре, поминутные щелчки и вспышки продолжались, казалось, бесконечно.

На ужин, кроме стандартной программы (каша-мясо) была копченая рыба. И ее было много. И это было хорошо. Потому что лучше быть уже не могло. Пьяные и сытые, люди расползались по палаткам. Потому что завтра – в путь!

3 апреля. Втрой день именно водного похода.

Долгие сборы, жара, медленное начало сплава. Живописности. Изгибы реки. Борьба за щук. Кирпичный завод. Съемки на натуре. Раскопки. Похищение кирпичей. Быстрая доставка. Лагерь №3. Сборы. Ужин. Тентованные посиделки. Гроза. Ночные кошмары.

Очень долго собирались, паковались. Наконец стали на воду. Мы с Ирой вначале далеко ушли вперед, загорая на лодке. Был жаркий день. Грести не хотелось, тем более что берегам попадалось много интересного – то лодка-долбленка, то подозрительная нора какого-то речного зверя, то невероятно красивый вид прибрежного пейзажа. Река принялась петлять и кружит так причудливо, что порой мы, ушедшие на добрых пол часа вперед, проезжая мимо плота, казалось, могли дотронуться друг до друга веслами. Красоты по берегам были временами столь очевидны, что мы изредка высаживались и принюхивались к этому великолепию, выходили на бережок, щурились солнцу, болтали ногами в воде с обрыва.

И вдруг впереди показалось какое-то полуразрушенное строение. Что-то среднее между кирпичным заводом и районной больницей. Шедшие впереди Егор с Валиком высадились там, чтобы набрать кирпичей для будущей бани. Мы стали помогать, но потом задержались, чтобы использовать чудную натуру для съемок. Это были одни из лучших фотографий в этом походе из сплавного портфолио Иры. Не дожидаясь плота мы спустились на воду с кирпичами и поплыли вниз по течению.

А тем временем плот находился на грани бунта – поскольку мы умотали – на нас обиделись. Сашка сказал – мы грести не будем – и пришвартовал плот возле того самого строения. Набрав кирпичей, когда спускались к лодке, пассажиры плота обнаружили излом и устроили раскопки, находя обломки керамики и даже кости человеческие среди многочисленных обнаженных рекой культурных слоев. Но надолго их не хватало – солнце припекало, а до места стоянки нужно было еще работать и работать.

Потом все мы встретились под самым настоящим мостом. Справа раскинулась деревня. Слева виднелся остов полузатопленной баржи. В этой деревне мы благодаря двум набегам, пополнили наши запасы продовольствия. Возвратившись из магазина, всех наделили по мороженому.

Это значительно скрасило наш путь до следующей дневки. Несмотря на то, что погода стала портиться.

На сей раз мы остановились на участке приоткрытого берега. Поставив палатки ближе к лесу на крыле обрыва, мы вначале вынуждены были собирать разбитые остатки бутылок от предыдущих постояльцев, прежде чем занялись хозяйственными делами.

Плот и лодки вытащили на берег, дежурные принялись готовит гречку с тушенкой.

Вечер запомнился еще и тем, что мы предприняли попытку наловить вдоволь рыбы. Нашли груз, сделали перемет, нанизали червей, опарышей и чуть ли не дохлых лягушек. Я на лодке вышел к середине реки на течение и бросил грузило, потеряв в борьбе со стихией весло – оно не выдержало и сломалось прямо по алюминиевой трубе. К счастью, это произошло все таки в конце похода.
Темнело. Где-то вдалеке зарницы полыхали с самыми серьезными намерениями. Но у нас все было тихо. И очень хорошо. Особенно после того, как вечерний чай был выпит, и у ребят созрело спонтанное, но при этом, что удивительно, единовременное желание накатить. С этой прозаической целью мужчины удалились под тент плота, где в уютной темноте и стали выпивать, неторопливо беседуя за жизнь.

Тем временем дождь докатился и до нас, разогнав всю компанию по «домам», что случилось само собой после того, как одна из особенно злобных молний ударила так близко, что ее свет проник через резину тента и осветил лица Саши и Валеры в ту секунду, когда они подносили ко рту очередную рюмочку. Расценив данный инцидент как предупреждение сверху, мальчики живенько свернулись и дернули подальше от берега под защиту деревьев.

Дождь то накрапывал, то прекращался. Где-то вдалеке по-прежнему гремело. Сон постепенно сморил всю команду. Где-то часа в три у нас в палатке произошло престраннейшее событие. Ира вдруг ни с того ни с сего подскакивает, как будто ее что-то толкнуло, и с криками – быстрее одеваться! – вырывается из спальника и начинает лихорадочно натягивать на себя все, что попадается под руку. Я, поддавшись этому порыву, срочно одеваюсь по полной программе, и как только молния ветровки замирает в миллиметре от кадыка, в кромешной темное и полной тишине вдруг раздается удар по палатке такой силы, что она чуть не отрывается от многочисленных колышков. За первым ударом следует второй, затем третий, послабее. И на нас обрушивается стена дождя. Я вышел наружу, чтобы поправить ущерб – и действительно – половина колышков была выдрана тем страшным шквалом. Заново запрессовав их в грунт я для верности достал из комплекта палатки специальные веревочки и привязал ими палатку к деревьям.

До утра стихия бушевала и ломилась в палатку, сотрясая ее тонкие стенки. Было жутко. Казалось, что у погоды свое лицо – своя личность – и она очень нехорошо настроена по отношению к нам, если не сказать - агрессивно. Мы заснули не сразу. Утром мы узнали, что первым шквалом у Гейдара с Валерой сорвало палатку ветром.


4 апреля. Вторая дневка.
Обмен мнениями. Холодное утро 4-го. Ветер. Выемка перемета. Борьба с клещами. Походы на родину Тарковского. Роскошный обед с овощным салатом. Подготовка к бане. Сама баня. После бани – как положено. Ужин. Луч в небе.
Утро выдалось зябким, серым и временами дождливым. Дул сильнейший ветер. Не переставая, стабильно и назойливо. Он был холодный и какой-то неуютный. Дежурили Ира и Валера. Приготовив завтрак, Валера пошел растапливать найденное неподалеку железное здоровенное колесо от грузовика. Это он собирался делать баню.
После кофе-чая дождь неохотно кончился, но было по-прежнему холодно. Пока Ира терпеливо ковыряла картофель, аккуратно начиняя его симметричными кусочками сала и посыпая четко отмеренными дозами специй, Аленка сходила по берегу вниз по течению и обнаружила там остатки то ли турбазы, то ли зоны, где Тарковский снимал «Сталкера».

На обед случился гороховый суп, а уж на второе мы наслаждались фольгированной картофельной запеканкой, так терпеливо подготовленной руками моей спутницы, в те дни чрезвычайно далекой от кулинарии, что делает все ее участие в приготовлении еды настоящим подвигом.

После обеда мужики продолжали корпеть над баней. Они натянули тент, преодолевая бешеное сопротивление ветра, и упорно продолжали топить колеса. К тому моменту Брайт развел на себе такое количество клещей, что шерсть стала из альпийски белой какой-то грязноватой. Пришлось срочно оперировать собаку. Тем временем банька поспела и стоянка украсилась мелькающими голыми ягодицами, белеющими на фоне остальных загорелых участков тел.
После бани, естественно, народ потянуло «побеседовать». Площадкой для беседы стал опять же пресловутый плот. В его узилище набились Саша, Егор, Валик и Гейдар. Шушукаясь в темное, они хихикали и откупоривали бутылку за бутылкой. Эти посиделки растянулись до самого вечера. Егор, правда вырвался, чтобы с Аленкой из прокисшего вчерашнего молока сделать блинчики. Но, то ли степень опьянения, то ли вдохновение живой природы оказали на его манипуляции свое воздействие – но к темноте мы смогли полакомиться не блинчиками, не лепешками, а настоящим полноценным тортом (!)

Пока все восхищались этим чудом на сгущенке, потерялся Валик. И только одинокий луч его фонарика вертикально уходил в небо в том месте, где раньше сидел сам Валик. Проследив ход луча, мы нашли и его хозяина. Наш спутник не терялся. Он просто откинулся. Назад. Как сидел, так и откинулся. И тихонечко себе лежал с ногами, задранными на бревно. Спал. Его подняли, затем отнесли на перину. Этот вечер тоже удался.

5 апреля. Сплав продолжается.
Долгая подготовка баржи. Сплав с матерком. Остановка на полуострове. Продолжение гонки. Прохождения моста. Деревня: магазин, мороженое. Последние метры. Стоянка. Солнечные ванны, экскурсия в пионерлагерь. Рыбалка на весь фронт. Уха №2. Ночевка с клещами.

Утром встали в разном настроении. Погода не баловала нас по-прежнему. Было не так холодно, как вчера, но еще очень далеко от настоящей майской погоды. Мы очень долго пытались на сей раз уложить грузовую баржу. Она сопротивлялась и дерзила, пока Валерик не бросился на нее грудью, прижал к воде и, водрузив самовар сверху, не смог всю эту хренотень привязать поверх ковриков надежными узлами.

Опаздывали, поэтому сразу же без всяких иллюзий связали все суденышки веревками и положились на мощность мотора.

В какой-то из моментов скоростной езды Аленкин Полароид, который мешал ей весь поход, наконец-то сорвался с носа и свалился в воду, на прощание мелькнув отражением поляризованного отражением воды блика. Аленка вздохнула с облегчением и пожелал американским окуляром всего самого хорошего.

Река предложила нам сложный фарватер. Множество затонувших коряг тянули к нам свои руки, спрятанные под водой. Птичь извивалась и кружилась, заставляя нас работать веслами по полной программе, чтобы совладать с заносом баржи, которая лишала маневренности весь состав. Егор был очень зол и ругался на всех нехорошими словами, видимо, поддерживая хороший слаженный боевой дух, за что все молча неоднократно про себя произносили в его адрес слова чудовищной благодарности и понимания, пока одно из них в устах, кажется, Саши, не вырвалось наружу. Егор обиделся и продолжал тянуть нас молча. Только стоянка для перекуса несколько примирила его с окружающими. Погода постепенно налаживалась, когда мы в сухих тростниках добивали остатки еды, пригодной для употребления без предварительной готовки: сало, огурцы-помидоры, хлеб.

После перекуса река побежала быстрее и очень скоро мы увидели мост, высота которого не оставляла нам шансов пройти его без потерь. Для того, чтобы это сделать, пришлось не только нагибаться, но, упираясь руками в его настил, выдавливать лодку вниз, чтобы ее борта прощемились.

В последние минуты путешествия Саша и Гейдар, спохватившись, устроили такую грызню, что терпеливая Аленка всерьез замахнулась на супруга веслом, но потом, памятуя, что одного весла в моих руках мы уже лишились, передумала, и дала возможность Саше оставаться таким говнюком, как он сам хотел. А Петраков старался вовсю – надо ж было соответствовать имиджу! Портил обедню как мог, с таким вдохновением, что под конец у него стало даже получаться. Но …это было последнее приключение на воде. Мы приближались к месту последней стоянки.

Оказалось, место нашей следующей и последней дневки было совсем рядом. Но что это была за красота! Высокий песчаный обрыв, поросший соснами. Внизу заводь темной воды. Смастеренные предшественниками столик с лавками, изгиб реки и живописный остров напротив обрыва. Описать трудно – нужно увидеть и почувствовать. А тут еще и солнце выползло…

Мы разбили лагерь и оборудовали его, подвесив душик и рукомойники, натаскав дровишек. Егор на своем судне с командой поехали в ближайший пионерлагерь (по карте) за хлебом, мы расползлись по берегам ловить лучи садящегося солнца.

Над лагерем мягко сгущался майский вечер. Сосны, песок, бурая вода. Даже насекомые старались не особо злоупотреблять нашим доверием – кусали осторожно и аккуратно, с достоинством, не наваливаясь, как это часто бывает на природе – толпами, а скромно и неторопливо, выпивая крови ровно столько, сколько нужно для продолжения жизни следующих поколений.

Вернувшись, лодочники взялись колдовать над ухой. Рыбы Егор наловил столько, что уха состояла в основном из нее. Все поворчали ради приличия, но уху, естественно, навернули.

Звезды, обнажившиеся на черном небе, были яркими и неприлично зовущими. Последняя на сплаве ночь была романтичной и очаровательной. Внизу под обрывом чуть слышно шевелилась река, далеко-далеко почти за порогом слышимости лаяли собаки в деревне. Рядом со мной был человек, общество которого было сколь приятно, столь и желаемо.
Остальным, уверен, повезло меньше. Но они не жаловались. У них не было выхода. Да и Петраков перстал канючить, потому что заснул.

6 апреля. Приплыли!
Подготовка к отъезду. Прибытие экипажа. Погрузка. Магазин в селе. Холодное пиво с вафлями. Сникерсы народу. Усталое возвращение. Встреча в порту прибытия. Теплое прощание. Продолжение следует…

Утром неожиданно точно, к чести наших навигаторов, приехал грузовик. Все собрались, сфотографировались, прыгнули в кузов, остановились в ближайшей деревне, чтобы купить пива и сникерсов. Их разделили без драки и поехали дальше. Собаки и Саша дремали. Гейдар, израсходовав за поход почти все запасы своих специй и ароматов из бутылочек, поблескивал в темноте своими загадочными восточными глазами.

Минск навалился неожиданно. Нас уже встречали, пока мы еще только начинали разгружать тюки. Свободных мужиков разобрали их нагулявшиеся девчонки, мы потащили поклажу к лифту после сердечного прощания.

Прощай, еще один поход. Прощай, приятная компания… Хочу снова!

28 апреля – 30 августа 2003 года