Сказка про пегаса

Эту сказку я написал лет 5 назад, по просьбе дочери. Она тогда отбредила единорогами и всецело посвятила себя пегасам. Это было как раз между увлечениями сказками и первыми поцелуями, когда девочка стремительно осваивала потенциал романтизма и мечтательности, который до сих пор культивирует в своей жизни. Сказку я написал тогда от ее имени. Прислал по электронной почте в Минск ... Леся, вспоминай!


Меня зовут Алеся. Мне 11 лет, я учусь в 5-м классе. Учусь … ну да, учусь, в отличие от доброй половины своих одноклассников. Кроме того, я хожу на плавание, коллекционирую лошадей и воспитываю своих домашних животных. А их у меня трое – крольчиха Даша, попугай Кеша и черепаха … Черепаха – другого имени ей как-то не придумалось. Но не будем об этих частностях. Лучше вернемся к событиям прошедшего лета, которые коренным образом изменили мою и так нескучную жизнь.

Я стояла на балконе. Летний вечер, на первый взгляд, казался самым обычным: на стадионе играла детвора, чирикали воробьи в обглоданных кустах под балконами да надоедливо каркали на столбах неугомонные вороны. И все было бы ничего, если бы краем глаза, собираясь покинуть свой сторожевой пост, я не увидела это. Со стороны солнца прямо на меня летела какая-то штука, увеличиваясь каждую секунду. Через миг она превратилась в пятно, затем оно заслонило все светило. И вот тут меня осенило, что с легким свистом крыльев, подсвеченных золотыми лучами, будто в ореоле магического сияния, шел на таран, целясь в мой балкон, … натуральный пегас!

Вы хотите представить себе пегаса? Хорошо! Нет ничего проще! Вспомните иллюстрации знакомых нам с детства картин, где древние художники, сведущие в мифологии, изображали здоровых жеребцов с лебедиными мощными крыльями на спине. В ослепительно белых нарядных перьях!. Эти крылья в размахе превышали размер самого сказочного создания, и по задумке авторов, могли легко возносить крепкое тело птице-лошади в небо. По верованиям наших предков, появление пегаса символизировало прилив вдохновения для поэтов, художников и прочих подлинных деятелей искусств. Вот это и есть пегас.

Это сейчас все можно разложить по полочкам, а за те секунды, когда все это происходило, я должна была во-первых, поверить в реальность происходящего, во-вторых, ущипнуть себя за ухо, чтобы убедиться, что я это я, а на меня летит пегас, в-третьих, дико заорать во все горло:
- Эй, ты! А ну стой! А не то балкон протаранишь!
Пегас, будто внезапно очнувшись, встряхнул гривой, встревоженно всхрапнул и мощным взмахом крыльев остановил свое движенье в считанных сантиметрах от перил, обратившись ко мне на подлете чисто человеческим голосом:
- Простите, мадмуазель! Как это ни прискорбно, я вас не заметил. Понимаете, я, будучи пожилым созданием, в последнее время стал несколько рассеянным и порой, к моему стыду, стал дремать на ходу. Извините, если я вас испугал! Чем могу исправить эту оплошность?
Я ответила:
- Останься со мной на пару дней. Будешь помогать мне готовиться по истории. Как я догадываюсь, ты за свою жизнь должен был кое-что повидать.
- Хорошо, - ответил пегас, – я принимаю твои условия!
Скептически оглядев балкон, пегас с сомнением заметил:
- Боюсь, уважаемая, эта посадочная площадка маловата для меня.
- Да, - согласилась я, прикинув, как эта туша может разместиться на нашем балкончике, превращенном в склад пустых банок, деревяшек и разного прочего хозяйственного хлама, с которым моей маме зачастую сложнее расстаться, чем поступить по совести – выбросить и забыть!
- Попробуй сесть на крышу – там места хватит. А я, благо живу на последнем этаже, поднимусь к тебе через чердачный люк!
- Договорились, - сказала птицелошадь и взмахом могучих крыльев унеслась выше, прямо к крыше.
А я тем временем побежала по лестнице, ведущей на чердак. Запыхавшись, остановилась на последней ступеньке, чтобы протянуть руку к дверной ручке и … мой взгляд вперился в огромный амбарный замок! Что делать? Что делать?! Как попасть к моему фантастическому товарищу?
- Пегас! Пегас! Пега-а-а-а-с! - завопила я что есть силы.
В ответ послышалось далекое ржание, затем чуть позже треск ломающейся древесины, грохот жести и, через мгновение, замок задрожал, завибрировал и прямо у меня на глазах стал разваливаться на куски, превращаясь в горку пепла.

Мой новый товарищ явил, очевидно, одно из своих магический умений и совершил у меня на глазах свое маленькое чудо.
- Как ты сделал это? – спросила я, когда его морда просунулась в узкую дверцу, ведущую на чердачный этаж.
- О, это очень посто, мой юный друг, - заржал он прямо как наш преподаватель физкультуры, вперив в меня умнющие и хитрые глаза.
- Надо очень хотеть, чтобы хорошо получалось. И надо знать точно, чего ты хочешь. Плюс умение фокусировать свою волю, как на действии, так и с проекцией на трехмерное пространство. Да, не забудь доскональное знание кристаллической структуры веществ. Ну, и, конечно же, волшебные заклинания! Впрочем, в последнее время я частенько стал путать их. Шутка ли сказать – в этом году мне исполнится 3709 лет!
Мы поднялись вдвоем на чердак, откуда прямо через служебный выход легко попали на крышу. Какой волшебный вид открывался с нее этим вечером! На западе солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, окрасив густым цветом купол нашей новой церкви, поблескивая на дробящейся рябью воде в маленьком прудике. Где-то далеко, за кольцевой, солнечными бликами играли обитые жестью крыши домов. Высокие облака, которым досталось лишь чуточку красных чернил, почти не двигались, окружив место ухода солнца на покой. Безветрие, легкий шум улицы, голоса мальчишек с их вечными догонялками, шорох шин паркующихся автомобилей. Привычный фон большого города.

Пегас тоже наблюдал картину захода солнца. Но, в отличие от меня, восхищенной увиденным, он был печален. Глаза потемнели, на губах играла усмешка.
- Моя госпожа! Да не обидят вас мои слова. Но при всем уважении к красотам вашей местности, осмелюсь заметить кое-что по сути. Закат нашей уважаемой звезды, возле которой терпеливо вращаются все планеты нашей системы, над пирамидой Хеопса, в нижнем течении Нила, в конце апреля, под пение жрецов Изиды воспринимается гораздо более проникновенно и чисто. Хотя тот легкий оттенок театральности, который всегда привносила свора этих полуголых служителей культа устаревшей богини, лично мне мешал насладиться единением с природой. Честно говоря, их манера аккомпанировать себе на простецких ударных инструментах несколько смазывала их, по сути, недурственное полифоническое многоголосие.
Тут Алеся встрепенулась:
- Послушай, дружок! Мы уже общаемся полчаса, а я еще не знаю, как тебя зовут.
- Меня зовут Скипидар, Алеся!
- Ты знаешь мое имя?
- И имя тоже. Мысли человека для меня – открытая книга. Хотелось было сказать «книга знаний» ради красивого словца. Но, справедливости ради, должен заметить, что знаниями там обычно и не пахнет. Читая мысли людей, я испытываю легкое отвращение … за редким исключением. Порой мысли детишек, с их невинными забавами и врожденной искренностью могут порадовать меня, старика. И только два или три раза, копошась в мозгах у взрослых мужей, доводилось мне испытывать чувство гордости за человечество. Вот как сейчас помню последний случай из этого ряда. Было это недавно, в 1234 году. Я тогда весело проводил время в компании одного американского единорога и двух молоденьких туземных кобылок. Мда, ну, в общем, речь не об этом. Пролетаю я над поселением местных индейцев. А они в то время, скажу я тебе, были гораздо более цивилизованы, если уместно употребить это слово, чем нынешние люди. Моя дорога пролегала над их главным храмом, сложенным трудолюбивыми камнетесами.

Ступенчатыми уступами он возносился наподобие гигантской равносторонней лестницы в небо. На самом верху всегда горел огонь, отражающийся в золотых ликах великих богов аборигенов. И в эту самую минуту, как я бесшумно парил над верхушкой этой псевдо-пирамиды, я увидал внизу, у алтаря, человека. Это был пожилой индеец. Он сидел на земле, на корточках, наблюдая пламя жертвенного огня. Я по привычке заглянул ему в голову. И о боже великий и всемогущий – что я там увидел! Там находился рецепт идеального блюда! Свежая рыба, лишенная плавников и головы, тщательно выпотрошенная, набитая свежей зеленью внутри и украшенная молодыми бататами по периметру, после запекания на углях под крышкой из листьев кукурузы. С местными корешками и травками. Это было поистине совершенное видение, гармоничное и законченное!
- Послушай, Скипидар. А разве лошади едят рыбу?
- Моя молодая спутница! Я не лошадь, да будет тебе это известно! Но … прощаю тебе эту маленькую бестактность. Должен заметить, что сравнение меня с лошадью подобно сопоставлению сотовой связи и божественного гласа, так бездарно описанного в вашей нынешней христианской литературе. И рыбу, равно как и хлеб и мясо, траву и сено, шоколад и шампиньоны - я не ем. Я вообще ничего не ем!

Милое дитя! Я питаюсь эмоциями. Раз уж мы заговорили об этом, я хочу развеять одно очень старое и серьезное заблуждение, из которых, впрочем, соткано все ваше нынешнее мировоззрение (тут он саркастически улыбнулся и даже, как мне показалось, сплюнул, отвернув свою царственную башку в сторону). Пегасы не приносят вдохновенье. О нет! Мы питаемся излишками творческих всплесков, даруемых душами всех настоящих гениев, в тот момент, когда они творят. Причем заметь, моя юная слушательница: из-лиш-ка-ми! Ты не знаешь, насколько хрупкое равновесие поддерживается в нашем тончайше сплетенном мире. Каждая плохая мысль, любое неосторожное действие могут перевернут все вверх тормашками. Художники и мыслители, когда на них находит то, что они называют вдохновениями, в этот момент превращаются … мне трудно объяснить это … не совсем в людей. Они соприкасаются с другим миром, иногда несколькими мирами, с которыми их связывает тонкая нематериальная пуповина. В моменты озарений и приливов творчества они обмениваются по этому каналу материями своего окружения. От движения ее возникают завихрения, которые порождают информационные потоки чудовищной плотности. Они проходят через мыслительный аппарат гениев, где дробятся и переламываются, разбрызгиваясь наподобие воды в разные стороны. Пегасы четко слышат звон этих капель и журчание потоков. Со всех концов земли мы в считанные секунды можем очутиться там, где сейчас кипит работа.

Если бы ты видела, что происходило над домом Леонардо да Винчи в те часы, когда у него спорилось! Десятки моих соратников кружили над узенькой улочкой старой Италии, натыкаясь друг на друга в своей охоте. Небо темнело от наших крыльев! Ветер и свист такой поднимался, что плохо закрепленная черепица стаями поднималась, кружилась и улетала в соседние кварталы, выпадая там дождем глиняных черепков на головы доверчивых средневековых горожан! Ах, что за дивное было время!

Тут Скипидара понесло, и я, чтобы вернуть его на грешную землю, нарочно задала ему еще один вопрос не в тему (а сама съежилась от мысли: что со мной было бы, если бы мама узнала, где я сейчас стою):
- А почему тебя зовут так странно – Скипидар!
Пегас на секунду задумался, глаза его, обращенные в себя, сделали пол оборота и посмотрели на меня. Он улыбнулся, отгоняя хвостом назойливую муху, спутавшую мифологический круп крылатого коня с задницей обыкновенной лошади, забредшей на крышу 16-ти этажного дома, чтобы прогуляться на свежем воздухе:
- Как ты догадываешься, товарищ, (а я вижу тебя насквозь) – мое имя гораздо сложнее того, что я тебе назвал. Полностью меня зовут Олимпо Скипидарио Мерини Хорсе да Винга. По крайней мере, так записано в моих документах.
- У тебя есть документы? А где ты их носишь – в копыте, в зубах, или, может быть, прячешь в гриве или хвосте? – попробовала пошутить я.
- Увы, мой дерзкий друг, - нехотя ответил мне пегас – приберегите ваш шутливый тон для более уместного случая. Наши документы – это голографические объекты, которые всегда следуют рядом с нами, куда бы мы ни летели. Для тебя, человека, они попросту невидимы. Чтобы увидеть мою голограмму, надо обладать третьим глазом. Раньше, говорила мне мать, такие люди были. Но со временем их становилось все меньше и меньше, а теперь они встречаются так редко, что, наверное, вскоре и вовсе пропадут. Вот тогда люди и перестанут верить в сказки. И это будет начало конца …
- О чем ты говоришь, Скиппи?
- Давай не будем об этом, это очень печальная тема. Мы, пегасы, смотрим не только вдаль и в стороны, мы можем заглянуть очень далеко вперед, во времени. И то, что я там вижу, мне очень не нравится. Правда, будущее не жестко определено. Но, к сожалению, на сегодняшний день его воплощение вряд ли обрадует вас.

На этой фразе Скип стал совсем грустным. Он попросил меня оставить его одного, проигнорировав мой вопрос о причине его появления в нашем районе. Мне ничего ни оставалось, как пожелать ему спокойной ночи и отправиться домой, делать уроки.

Утром, как всегда, была школа с ее ненавистными мальчишками, бескровными драками с использованием ног, закованных в зимние ботинки, и скучным уроком по русскому языку. До последнего звонка я сидела как на иголках, поминутно поглядывая на крышу нашего дома, где, как мне казалось, можно было заметить невооруженным глазом легкое движение серой тени. Даже преподавательница, заметив мои движения головой, грозно уставилась на меня и спросила:
- Алеся, у тебя что там – друг сердечный на крыше завелся? Это не Карлсон ли случаем? Или ты там спряжение неправильных глаголов рассмотрела среди антенн?
Пришлось бороться до последнего с искушением хоть краем глаза посмотреть на родной подъезд.

Нужно ли говорить, что после уроков я стрелой летела на последний этаж, даже не дожидаясь лифта. Проигнорировав обед, оставленный мамой в плите (что само по себе уже неслыханная история), я первым делом полетела на чердак. В три приема я была на крыше. Одна … Абсолютно одна! Пегас обманул меня. Мои глаза налились слезами и верхняя губа предательски поползла вверх, в то время как уголки рта опускались в гримасе обиды. Мне было так дурно! Пообещал - и не сдержал свое слово – а еще мифологическое полуживотное! Полу … конь, полу лошадь противная! Подумаешь, крылатое парнокопытное! Воображала! Рим видел, Египет видел, возле фараона летал, для Леонардо да Винчи краски копытом смешивал. Обманщик!

В слезах, катившихся по горячим щекам, я стала спускаться на чердак, как вдруг до меня донесся далекий свист, переходящий в хлопанье крыльев и стук копыт. Я, не смея даже надеяться, обернулась и увидела грациозную картину – приземление крылатого коня на крышу многоэтажки.

Скип не торопясь подошел ко мне и заглянул внутрь моих зрачков так глубоко, что, пожалуй, увидел бы и совесть, если бы она у меня была ( а какая может быть совесть у школьника, когда ему задают на дом по пять уроков?).
- Нехорошо думать о своих знакомых «за глаза». Или думай о них так, как они на самом деле могут проявлять себя, бесстрастно и объективно по возможности, или не думай вообще.

Мне стало так стыдно, что я готова была сквозь … крышу провалиться. Я даже на секунду представила себе, как под ногами плавится смола, разрывается рубероид, крошатся бетонные плиты и я, легко ломая под собой жгуты арматуры, падаю с нарастающей скоростью сквозь этажи и квартиры. Изумленные жильцы, засыпанные цементной пылью, ошалевшими глазами провожают мое беспорядочное падение, даже не уворачиваясь от обломков строительного мусора, которым щедро усеян мой путь. Дальше подвала моя фантазия не простиралась, но когда крысы в ужасе шарахнулись от воображаемого падающего тела, мне уже стало совсем как-то не по себе. Эта так явственно мелькнувшая картинка заставила меня поежиться. Скип, кажется, тоже видел все, что у меня крутилось перед глазами, потому что вдруг залился почти человеческим смехом, прижимая правое копыто к груди, при этом задней ногой дрыгая в воздухе. Глядя на его потешные ужимки, засмеялась и я. Естественно, слезы и обиды были сию же минуту забыты. Мы продолжили диалог.

- Я вчера спрашивала тебя, каким ветром занесло тебя в наши края? – этот вопрос мучил меня со вчерашнего вечера.
- Как ты и догадываешься, - задумчиво отвечал мне Скипидар – я иду на творца. Здесь недалеко есть один человек, которого можно назвать редким художником.
- А что он рисует?
- Он не художник в общепринятном смысле. Он не рисует и не пишет. Он даже никогда не берет в руки кисточку и карандаш. Потому что у него нет рук. Вернее есть, но они никогда не сжимали ничего тоньше ручки метлы или рукояти лопаты. Он, моя милая спутница, дворник.
- Дворник гений?
- Да, как ни странно. В каждом деле есть свои тонкости и университеты. Трудно поверить, но истинная красота зачастую рождается там, где, казалось, не место для ее появления. Очень часто она находится в грудах мусора, в пыли и грязи, потом разбивается и уничтожается случайными людьми. Просто исчезает от дуновения ветра или влаги. Красота в природе есть всегда. Все, что мы видим вокруг себя, к чему только не прикасаемся в живой, дикой природе – все красиво. И изгибы реки, и сдвоенные березки на опушке, и семья боровиков, и клин журавлей, и горы, и даже дымка от лесных пожаров над хвойным лесом. Совершенно все среди растений и животных – форма, проявления, манера жить и охотиться, двигаться и ухаживать друг за другом.

Только человек, будучи уникальным порождением, одновременно красивым и уродливым, разрушительным и созидательным, умным и глупым, делает вещи и допускает поступки, которые могут быть и красивыми и некрасивыми. Эта уникальная ситуация, которая до его появления на этой планете никогда не возникала, поставила в тупик все живое, и заставило отступить природу под его натиском. В итоге он покорил почти всю землю, так и не поняв, что сотворил. Он уничтожает естественную красоту жизни и подменяет ее своими нелепыми технологическими выкрунтасами. Жадность движет им, алчность поддерживает его на этом пути. А ведь все могло бы быть по-другому, если бы около 50 000 лет назад тот самый кроманьонец не раскроил себе череп (последнюю фразу Скип пробормотал себе под нос, сбиваясь в путанице собственных мыслей) …
- Скипидар! Ты отвлекся! – вынуждена была я вернуть того к первоначальной мысли.
- Ах, да! О чем это я? Да-да, о дворнике! И ты представляешь?! – он так метет, что даже птицы замолкают. Он слышит ритм самой земли и подчиняется ему в этом движении. Его взмахи – не работа – а длинный сложный танец без начала и без конца, наполненный истинной гармонией безошибочных практичных движений. Как раз сегодня утром он делал свою ежедневную работу, а я порхал рядом, наслаждаясь чистыми брызгами его вдохновения! А ведь всего два класса образования, клеймо «неполноценный» в личном деле. Да, с точки зрения современного человека он больной, практически имбецил. Но ты бы его видела, когда он берет в руки метлу. Он – художник, слившийся с природой в экстазе вдохновения. Надо ли сказать, что порядок у вас во дворе недалек от идеального!

Алеся слушала пегаса и не могла понять – серьезно он гонит эту туфту или просто прикалывается. Глядя в его честные глаза, можно было бы в это поверить. Но что-то здесь не складывалось – ведь дворника она знала лично. Это блеклая невыразительная женщина без возраста и фигуры, которая каждый день лениво передвигалась по участку, независимо от того, чем бы она ни занималась. Скип, прочитав как водится, Алесины мысли, смекнул, что его раскусили и, довольный, заржал:
- Да, тебя не проведешь!
- А ты тоже хорош. Зачем врать? Не можешь рассказать о своей миссии – так и скажи – секрет и тайна. И нечего тут меня путать!
- Ой, какая грозная, - ухохатывался пегас, тыча заостренным концом копыта Алесе в плечо. Давай, давай, пропесочь меня, старого лгунишку, как следует!

А потом Скип задал мне вопрос, который я меньше всего ждала и хотела бы услышать:
- А уроки ты уже сделала?
- Нет конечно – правдиво отвечала я. – Но я быстро их подготовлю. На завтра только матемша и русская литература!
- Тем более – вперед к знаниям. Встретимся вечером на закате! – отрывисто выдал пегас, повернулся ко мне … местом сочленения хвоста с крупом и, сделав короткий разбег, поднялся в воздух, направляясь в центр города.

Вечером меня мама никуда не пустила, как будто знала, что мне очень надо. Она сказала, что проверит, как я сделала уроки, а сама заперлась с Толиком (это мой отчим) в своей комнате и весь вечер смотрела дурацкие сериалы в полном молчании. Я бесилась и злилась, но ничего поделать не могла – против маминого слова даже железный лом бессилен. А попробуй ослушаться … а, кстати, что будет, если я ослушаюсь и убегу вечером из дому? На этой крамольной мысли я была застигнута врасплох появлением моей мамочки. Глядя в упор, она заявила:
- Даже не думай. Ты сегодня остаешься дома. На улице ветер и холодно, не дай бог простудишься. Я с тобой сидеть на больничном не собираюсь – так что мыться и спать!

Не могло быть и речи о том, чтобы пытаться объяснить ей, что происходит у нас на крыше со вчерашнего вечера. Я вот только одного не понимаю – неужели она не слышит топот и возню, который поднимает Скип, когда тусуется по черному маркому рубероиду в каких-нибудь считанных сантиметрах над нашим потолком? Или это только я вижу и слышу его? А если это так, значит я не совсем обычная девочка? Может, я тоже мифический или хотя бы полумифический герой? Племянница эльфа, внучка тролля или дочь гнома на худой конец? «Нет, очень сомнительно», тут же подумалось Алесе, когда перед глазами прошла вся вереница ее родственников, близких и дальних. Вот сумасшедшей или тихо помешанной я могла бы быть, дамой со странносями – элементарно, равно как и одаренным ребенком со сдвигом в сторону науки. Но мифическим персонажем? Разве что некоторая близость у меня могла бы намечаться с гномами – уж больно я люблю шоколад и готова уминать его вагонами, цистернами и составами.
- Так почему же я его вижу и замечаю, а остальные, как мне кажется, нет… я даже уверена, что нет? - и с этими мыслями Алеся, ворочаясь, засыпала в эту ночь, пока ее попугай чирикал себе под нос какие-то оскорбительные выражение, а крольчиха, вторя ему, шуршала бумагой в своей клетке. Только черепашка не вносила в эту какофонию свою лепту – неуловимым призраком она беззвучно перемещалась по комнате, погруженная в свое неторопливое созерцание мира.

Утром погода стала действительно портиться. Небо заволокли тучи, поднялся неприятный порывистый сырой ветер. Алесе пришлось одеть куртку и шарф по настоянию мамы. Впрочем, шарф, как только закрылись за ней дверцы лифта, Алеся мгновенно свернула клубком и запихала в портфель.
Уроки тянулись так медленно, что казалось, каждая секунда специально тормозит стрелку часов изо всех сил. К концу минуты, когда этих секунд набиралось изрядная компания, они все вместе неимоверными усилиями удерживали злополучную стрелку вдвойне дольше обычного, и та с трудом, подчиняясь только неумолимому действию механизма, делала свой минутный шаг, стряхивая с себя нависшие надоедливые секунды. Начиналась следующая минута – и история повторялась. Алеся, казалось, видит эти полупрозрачные ручки, которые остервенело цепляются за метал стрелки в своей попытке замедлить ее ход.

Пятый урок превратился в настоящую пытку. Часы издевательски застыли на своем месте на стене и упрямо игнорировали Алесины уговоры ускорить свой ход. Они, явно глумясь над бедной пегасозаводчицей, специально делали вид, что время погибло по пути к 5-му классу, и в ожидании поминок все часы средней школы №186 стоят по стойке смирно без движения в память о безвременной кончине их поводыря и идейного лидера.

Когда прозвенел долгожданный звонок, Алеся сначала не поверила. А потом пулей улетела домой. Еще ступенька, еще ступенька, последняя … и Алеся, запыхавшись, вырвалась на простор крыши. Как ни странно, Скипидар был там. Он лежал возле парапета и вглядывался в темнеющую даль. Алеся поздоровалась с ним, но тот, не меняя положения головы, сухо бросил слова приветствия и продолжал пялиться в точку, приметную только ему одному.
- Скип! Что с тобой случилось?
- Ничего – нехотя ответил он – сегодня я улетаю. Навсегда.
- Почему, я тебя чем-то обидела? Ты из-за того, что я вечером не появилась на крыше? – почти плакала Алеся
- Нет, что ты, - поспешил ее заверить пегас – голос его смягчился – ты тут не при чем.
- Мы все подчиняемся правилам поведения, которые тебе абсолютно непонятны. Я даже не буду пытаться объяснить - что к чему. Лучше скажу как факт – через несколько минут меня уже здесь не будет. Меня ждет другое место и другое дело.
- Я столько всего тебе хотела еще сказать! О стольких вещах спросить!
- Не расстраивайся, девочка. Ты еще не раз в своей жизни прикоснешься к тому, о существовании чего другие даже и не подозревают,– с доброй улыбкой повернулся к ней пегас – я исчезаю, но ты всегда можешь задать мне свои вопросы или просто пообщаться по электронной почте. Ведь ее придумали и подарили людям мы, пегасы!
- А при чем тут вы ?– искренне изумилась Алеся
- Милая моя! Ты еще многого не знаешь! Посмотри на знак, отделяющий в email имя пользователя от наименования почтового сервера – и ты сама все поймешь!
- Что я пойму? – недоумевала Алеся, в голове которой крутилось жирный символ @, путая все мысли.
- Этот знак – присмотрись внимательно – пегас сзади в той фазе полета, когда крылья складываются вниз и огибают поджатые для улучшения аэродинамики копыта!
- Опять шутишь! - догадалась Алеся.
- Ну пусть и шучу, а все ж таки попробуй связаться со мной по skipidar@pegasov.net. А вот, кстати, смотри - смотри! Наши полетели! - указал Скипидар копытом направо.
Алеся повернула голову, и ее взгляд беспомощно зашарил по свинцовому небу, на весь простор которого приходилось две галки и случайно залетевший на высоту третьего этажа воробей с батоном в клюве.
- Опять ты меня разыгр … - девочка, обернувшись, не нашла Скипа на том месте, где он только что был. Он просто исчез, как будто испарился у нее перед носом, напоследок опять подшутив над ней. И она повелась, как наивная лохушка! Какой позор. Да что позор! Что она будет делать без Скипа, к которому уже так привязалась?
- Была сказка. Один раз в жизни. Единственный! И так быстро кончилась, – думала Алеся, спускаясь в свою квартиру. - И так быстро, что не успела даже натешиться.

Заливая коридор прозрачными солеными слезами, девочка открыла дверь и хлопнулась ничком на свою кровать, которая лучше других была осведомлена о причинах плохого настроения Алеси с самых ее малых лет, когда бы такое ни случалось.

Отревев как следует, Алеся приподняла голову, чтобы отбросить волосы с лица и замерла – прямо у монитора ее компьютера стояла новая фигурка лошади, идеально дополнявшая уже порядочную и обширную коллекцию (которая, к слову, уже насчитывала более 30-ти экземпляров этого вида) – причем белая и с … крылышками!

Только не спрашивайте, писала ли Алеся по адресу, оставленному Скипидаром, письма. Оставим это в тайне, как и причину того, что текущую четверть Алеся закончила с одной только четверкой по русскому, а следующий год и вовсе на отлично. И не пытайте меня глупыми вопросами, почему раз в месяц фигурка пегасика вдруг начинает вечером светиться и пульсировать в руках у Алеси, которая уже знает такой трюк и ждет его в один и тот же день 12 раз в году. И уж вовсе неприлично с чьей бы то ни было стороны спрашивать девчонку, почему та стала ходить заниматься конным спортом, причем выбрала себе в партнеры белого жеребца по имени … а, впрочем, вы все равно не поверите. Я даже и не буду его называть.

Главное, как мне кажется, что Алеся верит в сказку и ее мифологические таинственные проявления. А тот, кто верит в чудо – уже наполовину получил его!

14.02.03

Странный дельфин. Сказка

И эту сказку я написал для своей старшей дочери, Алеси. Точнее, я писал ее сто лет назад, а дописал на днях. Леся, когда будешь читать, вспоминай наши вечерние посиделки с бесконечными сказками "перед сном".

В одном уголке синего моря, вдалеке от людской суеты и вездесущих туристов, в одном южном-преюжном океане лежала уютная маленькая бухта, окруженная уютным островком. Находясь в стороне от трасс межконтинентальных океанских лайнеров, это местечко могло бы считаться безлюдным, если бы не одно маленькое но. Точнее, два «но». И только одно из них могло бы по праву называться действительно «маленьким». С большой натяжкой. Почему с натяжкой? Посудите сами – уместно ли называть маленьким десятилетнего мальчика! Но вот его мама уж точно никак не могла называться маленьким «но». Тем более, что звали ее не совсем «но». Очень похоже, но все-таки не так. Нора. Вот как звали маму Макса.

Они жили вдвоем. Одни одинешеньки. Каждое лето вот уже третий год подряд. Нора – метеоролог. Три месяца в году она наблюдает за метеоцентром, расположенным на малюсеньком островке, затерянном в синем океане, точь-в-точь таким синим, как его рисуют на картах и глобусах. Впрочем, на глобусе этот островок и найти-то невозможно. Уж слишком он мал – двести метров слева направо, триста – сверху вниз. Но Макс гордился тем, что они живут на самой верхушке подводной горы. Даже не горы – вулкана. Мама говорила, что он уснул где-то десть миллионов лет назад. Подумать только! В миллион раз больше, чем сейчас Максу! Такое число не то, чтобы пощупать, – его и представить было невозможно! В миллион раз! Такие вот дела.

На острове жила своей жизнью колония птиц. Они использовали этот клочок базальтовой суши как транзитный аэродром на пути с юга на север. Надолго не задерживались. Да и излишком дружелюбия пернатые странники не страдали. Но Макс понимал их – когда так устаешь от длинного перелета – до игр ли и знакомств? Маме Макс пообещал, что не будет беспокоить птиц. Человек слова, он держал обещание и без нужды не подходил к скале, которая росла на юге островка, занимая немалый кусок его суши своей безжизненной громадиной черного камня.

Кроме небольшого одноэтажного домика для людей, скромного, как спичечный коробок с ободранной этикеткой, на острове росла роща тропических деревьев возле зеленой лужайки, окружившей малюсенькое озерцо в самом центре острова, а остальную сушу занимал песчаный пляж, заключенный в разорванное кольцо скал, работающих по совместительству еще и волноломом. Как бы то ни было, а крупные волны редко заходили в бухту, где Макс проводил весь день кроме самых жарких часов, когда полуденное солнце безжалостно расправлялось со всеми, кто задерживался без укрытия над головой в этих широтах. Погода летом здесь стояла тихая, без дождей. Штормы случались, но редко. На памяти наших «старожилов» только однажды примчалась серьезная буря, которая заставляла серые злые волны добежать к подножию домика. Эта буря унесла велосипед. Ну и что? Где на нем здесь кататься – невелика потеря!

Холодильник и морозильник были забиты едой, кладовка – консервами и припасами, тюками с мукой и ящиками с бакалеей, свежая рыба сама просилась в сети, которые раз в неделю Нора с помощью Макса расставляли на выходе из лагуны. Если чего и не хватало – так это свежего мороженного в шоколадной глазури. Но что сделать, если экспедитор на этот раз положил в морозилку ящик обычный сливочного пломбир, как будто не подозревая, что есть любители эскимо в шоколаде. Но с этим, конечно же, можно было мириться. Как и с отсутствием друзей по играм.

Мама – человек занятой. День-деньской она колдует над своими компьютерами и приборами, лишь краем глаза наблюдая за Максом. Да что за ним наблюдать – он вполне взрослый и самостоятельный мужчина. Умеет обращаться с огнем, водой и даже мотором их лодки. Причем, если надо, он сможет и забарахливший стартер починить, что как-то и продемонстрировал удивленной маме. А чего, собственно, удивляться, когда у дедушки в гараже стоит самый настоящий мотоцикл? Макс с шести лет помогал тому разбирать и собирать его железные внутренности. Сначала просто наблюдал, а потом и сам неплохим специалистом в топливной системе и в электрике. Скажу по секрету, что пару раз дедушка втихаря от родителей даже доверял Максу управление этим ветераном дорог. Вот это было здорово – рокот мотора, свист ветра, скорость! Это было что-то!

Макс играет один. Мам только по вечерам присоединяется к нему. А когда он утром встает, она, уже склонившись над столом, что-то чертит на компьютерном планшете. От нечего делать, мальчик сам придумывал себе игры и приятелей. Один из них, Скалистый Джо, жил себе в пещере у подножия птичьей скалы. Он с удовольствием сопровождал Макса в его перемещениях по острову, был молчалив и неказист с виду. Но страшно боялся воды. Другой, воздушный товарищ Макса, пассат (так его называла мама), был страшным шалуном. Он играл с выгоревшими на солнце волосами, заставлял подниматься в небо воздушного змея. А иногда пропадал. На недели.

Макс, чтобы не слоняться без дела, поначалу вел собственный дневник, куда тщательно вносил все происходящее. Но … то ли в происходящем ничего интересного не встречалось, то ли это происходящее описать человеческим языком не было никакой возможности… но дневник заглох сам собой. Посудите сами, о чем можно писать на крохотном островке, где даже появление дельфина в бухте – уже событие недельного масштаба.

Кстати о дельфинах. Откуда они здесь берутся – никто не знал. Вроде вокруг острова – огромная глубина, до ближайших островов – сотни километров. А вот приплывают – то ли в погоне за косяками рыб, то ли по своим непонятным нам дельфиньим прихотям – однако частенько их плавники и гладкие тела мелькали на мелководье. Макс очень любил эти минуты – он бросался в воду и становился полноправным членом стаи, а плавать и нырять он умел здорово. Они кувыркались и играли в догонялки, страшно барахтались, бросались друг на друга и производили кучу шума, брызг и другого такого же веселья, от которого у взрослого человека мозги бы съехали набекрень. Но маме это не мешало, и она благосклонно относилась к таким играм.

Но дельфины, побарахтавшись с Максом, к вечеру уплывали и пропадали на несколько дней. Каждый их следующий визит мальчик ждал с нетерпением. Казалось, он уже стал узнавать своих приятелей «в лицо».

В то утро у мальчика случился праздник – дельфины приплыли опять. Но, кроме обычных приятелей, в стае Макс заметил нечто удивительное, никогда прежде не виданное – среди сине-серых дельфиньих тел в стае был дельфин … леопардовой окраски. Не поверив своим глазам, малыш позвал маму. И в его голосе мама услышала что-то такое, что заставило ее моментально позабыть про работу и броситься к берегу. Нора замерла в восхищении на несколько секунд, прежде чем смогла промолвить хоть слово:
- Этого не может быть!
- Мам, может! Он же плавает…
- Я сейчас сбегаю за камерой, сделай так, чтобы они не исчезли!
- А куда они могу исчезнуть? - Подумал Макс. Они же не привидения - вдруг исчезать. Раз приплыли к острову, значит дело у них здесь! - Пока он рассуждал сам с собой, вернулась запыхавшаяся Нора и с ходу стала снимать дельфинов на камеру, позабыв о своих облаках и течениях.

А дельфины беспечно резвились, и леопардовый среди них. Он чувствовал себя в стае своим и другие сородичи не делали разницы между ним и своими синими собратьями.

На следующий день дельфины вернулись снова. И на это раз в стае было уже два леопардика. Макс смекнул, что здесь кроется какая-то тайна и решил с помощью маминых научных методов рассуждений дойти до самой правды.

- Мам, а дельфины хищники?
- Хищники, сына.
- А у них окраска защитная или маскировочная?
- Скорее маскировочная, они же должны сливаться со средой, чтобы жертва как можно дольше не замечала их приближения.
- Значит, леопардовые дельфины живут в саванне?
- Макс, не говори глупостей. Ты же знаешь, что дельфины живут в воде.
- Значит, у них вода другого цвета?
- Другого цвета – задумалась Нора – это вряд ли, скорее там, где они живут, специфичное дно или коралловый риф. Там, видимо, много желто-черной пестроты.
- Мам, а давай вместе с ними сплаваем и посмотрим – правда это или нет?

К удивлению мальчика мама согласилась почти сразу. Зуд естествоиспытателя увлек ее настолько, что в считанные минуты Нора подготовила моторку и последовала за стаей дельфинов, когда те отправились домой. Ехать пришлось долго, больше часа, в южном направлении, пока не показалась небольшая точка на горизонте. Уже приближаясь к ней, Нора почувствовала необъяснимый прилив волнения. Карта говорила, что это район моря чист от суши, более того, средняя глубина океана здесь достигала 2-х километров. Так что же это там увеличивается с каждой минутой? Ее волнение достигло предела, Нора понимала, что они с сыном становятся свидетелями чего-то неизведанного, нового. Леопардовые дельфины, новое геологическое образование, а может …. Нет, в летающие тарелки Нора не верила, хотя сейчас ее уверенность готова была дрогнуть и рассыпаться под воздействием фактов, особенно если они окажутся неопровержимыми.

По мере приближения стали все четче вырисовываться контуры острова… нет, постойте, не острова… это же рубка! Да, точно – рубка подводной лодки! Перед ними был огромный, наверное, атомный, ракетоносец подводного флота, иметь который могли себе позволить только несколько держав во всем мире. Впрочем, догадки можно было не строить, почти сразу Нора заметила бело-красно-синий флаг на темно-серой стали корабля. «Русские!» - подумала она и так заботливо взращиваемый и культивируемый годами анти-русской пропаганды по телевидению холодок пополз по ее позвоночнику. Но Нора держалась молодцом и направила свой катер прямо к морякам, которые грелись на тропическом солнце.

На мостике был офицер, который разговаривал на сносном английском. Он и рассказал Норе, что судно участвует в международных антитеррористических учениях военно-морского флота и по легенде всплыло в ожидании союзнической подлодки. В таком положении они уже болтаются третий день – американцы запаздывают – и все им порядком уже успело надоесть. И если бы не дельфины, от скуки можно было бы сойти с ума.

Нора вспомнила, за чем она приехала, и пока Макс с достоинством изучал кортик офицера и рассматривал его форму, она снова обратила внимание на дельфинов, которые во множестве резвились вокруг большой стальной громадины. И вдруг … не может быть … «Наверное, мне показалось» – подумала Нора, когда ей почудилось, что в стае мелькнул дельфин красного цвета с черными точками, как у божьей коровки… затем еще один – зеленый с россыпью ромашек по телу… Но полностью добил ее экземпляр, который высунул свою хитрую мордочку из воды, стал на хвост, потом плюхнулся так, что окатил всю компанию солеными брызгами, вызвав прилив искреннего веселья у моряков. Все дело было в том, что это дельфин … был раскрашен в цвета американского флага…

Недоумением Норы любовался светловолосый офицер, с трудом сдерживая смех…. Кода та обратилась к нему в немом удивлении с вопросом, который читался не только в глазах, но и в руках, плечах – да, впрочем, и во всем теле, - он не выдержал и взорвался хохотом, не в силах выговорить ни слова. Спазмы били его несколько минут, волны смеха накатывали снова и снова. На глазах выступили слезы. Он несколько раз почти успокаивался, всхлипывая, но вновь бросив взгляд на недоуменное лицо Норы, сразу начинал хохотать с новой силой. Успокоился он только тогда, когда увидел на лице метеоролога ответный след непонимающей улыбки.

- Да это мичман наш новый, Петренко! Он в прошлой жизни работал в Москве визажистом. Специализировался на боди-арте. С собой краски постоянно таскает. Здесь от безделия подружился с дельфинами и на спор раскрасил сначала одного, а затем уже второго и третьего своими несмываемыми красками. Потом поставил на конвейер. Дельфинам это нравится, и ребятам потеха. Вы еще не видели тут одного, расписанного под Хэллоуин. Петренко ему не поленился, в тыкву вмонтировал батарейку с лампочками. Он ночью такие перлы выдает. Кто не знает – может от страха и сознания лишиться. Мы их подкармливаем, так они с утра до вчера развлекают нас своими играми.

Нора поняла, что научному открытию не суждено сбыться, но это как-то не опечалило ее. Вместе с новыми знакомыми она рассмотрела все живые работы мичмана и даже сделала заказ на следующую картину по телу – она попросила раскрасить дельфина под акулу. «Сделаем!» - пообещал офицер – «Ждите гостя, направим к вам на островок!».

Возвращаясь к себе, Нора ушла в себя и невпопад отвечала на вопросы Макса, который пытался разобрать подаренный ему моряками компас. Северное лицо голубоглазого моряка не выходило у нее из головы. Его голос, так мило коверкавший английский язык, казалось, снова и снова звучал у нее в ушах.

А на утро из Интернета Нора и Макс узнали, что Россия напала на Грузию, воспользовавшись легендой про геноцид Грузии в Южной Осетии. Мам Макса с трудом представляла, что какие-то осетины живут в американском штате Georgia, и, тем более, у нее не укладывалось в голове, что русские делаю своими танками на территории США… Но сразу почувствовала, что вряд ли еще хоть когда-нибудь увидит этого милого русского.

В стае дельфинов, которая приплыла к островку на следующий день, на боку самого крупного самца, раскрашенного под акулу, был крупно написан телефон и имя – “Michael». Нора аккуратно на всякий случай перенесла 10 цифр в свою записную книжку и чуть заметно улыбнулась. Она знала, что теперь у нее появился интерес своими глазами увидеть, как медведи ходят по улицам Москвы, торгуя ушанками из больших матрешек, сделанных из кирзовых сапог цыганскими бабушками, сидящими на танках в центре города, возле Большого Театра.

21.08.08

Сказка о единороге

Эту сказку я написал по просьбе Алеси, своей старшей дочери. Мы с ней виделись тогда редко - раз в месяц, потому что она была в Минске, а я - в Москве. Она тогда уже была достаточно взрослая дама (12 лет), но сказки любила очень пламенно. А еще прямо болела единорогами. Пришлось соответствовать.

В одном селе на окраине быстро растущего мегаполиса, жила-была бабушка-старушка. Всю свою жизнь она провела в своей деревне, на которую надвигался большой город. Когда она была маленькой девочкой, село окружали рощи и поля, рядом был лес, полный грибов и ягод. Теперь, правда, он сильно изменился. Его изрезали автомобильные дороги, и каждый погожий денек горожане наполняли лес своими голосами, орущей музыкой из приемников, оставляя после себя кострища, пеньки от вырубленных деревьев, груды отходов. Но это все-таки был еще лес.

У бабушки был маленький низенький домик с покосившимися стенами, деревянный, очень скромный. Маленькие подслеповатые окошки, врастающие в землю, щурились сквозь перекосившиеся от старости ставни. В крохотном дворике неторопливо ходили две пожилых курицы, пристально разглядывая каждую былинку и камушек. В зарослях подсолнухов, доходящих до самых окон избы, лениво грелся рыжий полосатый кот Василий Тимофеевич. Курицам повезло меньше – у них имен не было.

Кроме этой мелкой домашней живности, у бабушки была козочка. Белая-белая, пушистая-пушистая. Каждое утро бабушка водила ее на пастбище, на опушку. Там росла нарядная зеленая трава и стрекотали кузнечики. Высоко в небе гудели козявки, порхали бабочки и птички. Козочке очень нравилась лужайка, сочная зелень, тишина и шелест деревьев. Не нравился ей огромный деревянный кол с ржавым гвоздем, вбитый глубоко в землю, за который хозяйка привязывала свою беляночку, чтобы та не смогла убежать.

В это майское утро бабушка как всегда взяла свою любимую (по правде говоря, другой у нее все равно не было) клюку, взяла козочку за веревочку и повела свою любимицу к лесу. Всего ходу было пятнадцать минут неторопливым старушечьим шагом. Проходя мимо заброшенных избушек, покинутых своими обитателями в разные годы, бабушка вспоминала: кто в них жил, чем славился, как звался. В этих мыслях и проходила половина пути. Вторая половина шла уже за околицей, мимо коттеджей, выросших за пару последних лет на бывших полях и лугах. Здесь бабулины мысли меняли свое направление, становились колючими и злыми. И мы не будем их транслировать, чтобы не нарушить мягкий и нежный стиль изложения. Ну, мало ли какие мысли шевелятся в голове у нищей и больной женщины 80 лет от роду, которая в своей жизни видела всякое, но в основном неприятности и грубость, а на старости лет осталась одна. Старик-то уже давно помер. А дети разлетелись. Да так далеко, что даже, кажется, и забыли о существовании своей матери.

Вскоре бабушка подошла к опушке леса и крепко привязала закрепила свою козочку. Та сразу принялась щипать свежий изумруд молодой тимофеевки, зародышей клевера и другой луговой вкуснятины. Бабкины шаги затихли в отдалении. Солнце только поднималось по своей большой дуге и еще не жарило, а только легонько пригревало. Далеко-далеко почти невесомо ощущался шум города. А вблизи кипела жизнь. Трещала, прыгала, стрекотала, гудела и покачивалась на былинках, летала и порхала, цвыркала, дзынькала и блестела всеми цветами радуги. Идиллия начинающегося лета в средней полосе щедро делилась своим оптимизмом.

Козочка мирно переступала своими маленькими ножками, наклонив голову к долу, увлеченная завтраком. Она ничего не замечала вокруг. Да и трудно было заподозрить в окружающем ее мире хоть какую-то опасность. Спешу предупредить читателя – опасности-то как раз и не было.

Но чьи же это два желтых демонических глаза с вертикальными зрачками смотрят из-за густого кустарника на козочку? Чья это крупная голова и крепкое тело, покрытое густым шелковистым подшерстком, затаились в орешнике? Что у него в мыслях, и чем он собирается заняться в ближайшие минуты?

Увы, ответ на этот вопрос не сможет дать никто. Свидетелей не было, а козявки, мелкая птичья знать и спящий в 5-ти сантиметрах от земли крот не в счет – их показания никакой роли не играют.

Однако есть такие вещи, мимо которых мы не можем позволит себе пройти беспристрастно. Возможно, косвенно они могут пролить свет на события, предшествующих появлению бабушки. Я говорю о сотне отпечатков круглых раздвоенных копыт, оставшихся на лужайке возле колышка, о чрезвычайной нервированности козочки и взявшейся невесть откуда пугливости, доселе не присущей этому домашнему созданию. И, самое главное, клочки серой шерсти на белоснежных боках козочки, которые близорукая бабушка, конечно же, не увидела, когда пришла за своей любимицей вечером. Бабушка, будучи старым человеком, научилась ничему не удивляться. Она словила свое рогатое чудо и, преодолевая ее слабое сопротивление, оттащила домой. Еще два-три дня козочка вела себя странно, пугаясь каждого шороха, а потом успокоилась и жизнь потекла своим привычным чередом.

Правда, было одно событие, которое необходимо упомянуть – уж больно из ряда вон выходящим оно было в спокойной и размеренной жизни умирающей деревни, а, возможно, даже имело прямое отношение и к нашей истории – как знать?

Утром следующего дня, на рассвете, в деревню въехал военный автомобиль, покрытый брезентом. Усталый лейтенант, ловко спрыгнув с подножки высокой зеленой кабины, подошел к нашему домику, в окнах которого единственный во всем селении горел свет. Постучав в дверь, военный дождался появления хозяйки и, конечно же, первым делом попросил напиться. Получив желаемое, он вперился официальным взглядом в бабушку и попытался выяснить, не видела ли она чего-нибудь неожиданного вчера-позавчера. На вопрос бабушки о том, что именно они ищут, лейтенант не дал прямого ответа.

- Так, значит, ничего такого? – спросил он еще раз для пущей убедительности
- А что, милок, в моем возрасте увидишь? – справедливо запричитала старушка
- Кабы что и было, разве с моими глазами что заметишь? – наученная длинной жизнью осторожно улизнула бабуля от ответа
- Ну смотрите, бабуля, если что – звоните по этому телефону! – сказал лейтенант и оставил бабушке оранжевую листовку с запахом свежей типографской краски.

Попрощавшись, офицер вышел на улицу, запрыгнул в машину и уехал восвояси. Только на ухабе, качнувшись, в кузове на мгновенье мелькнули силуэты железных клеток, тщательно укрытые брезентом…

Время шло день за днем. Все тревоги улеглись, и жизнь пошла привычным чередом. Желтая листовка, спрятанная под образами, покрывалась пылью и засиживалась отдельными наглыми мухами, которым не хватало потолка и стен.

В пятницу к старушке забежала почесать язык Нинка-почтальонша с другого конца села.

- Ивановна, слыхали, что давеча-то произошло?
- А что, Нинка?
- Да електричкой дивного зверя переехало. Не то лошадь, не то верблюд, четыре ноги, хвост как у лошади, горб на спине, а во лбу рог торчит. Так он, говорят, ентим самым рогом и проткнул наскрозь машиниста – тот и ойкнуть не успел – даром что в кабине сидел. Рог, ентот, люди сказывали, прошил железо, машиниста, и застрял только в двигателе, пробив чугун!
- Да чего только люди не придумают! Брехня все ето – не поверила старушка.
- Вот те крест! Сама в газете вчерась читала – размашисто перерестилась Нинка
- Не к добру ето! Ой, не к добру! – резюмировала бабуля, а про себя подумала, что от Ниники сильней супротив обычного самогончиком попахивает.

Дальше речь шла о своем, о бабьем, да и о вечных ценностях – о пенсиях, о кризисе нравов, о том, где что у кого и почему. Нинка ушла, а бабушка скоро забыла про эту беседу, как не имеющую практического смысла.

Меж тем прошел июнь, и уже жаркий июль вступал в свои права. И все было бы ничего, но с козочкой происходило что-то неладное. Она стала медлительной и ленивой, бока ее раздувались день ото дня, а аппетит только увеличивался. Бабушка уже совсем было отчаялась да решила позвать ветеринара, с ужасом представляя брешь, которую в ее скудном пенсионном обеспечении пробьет его визит. Но тут произошло что-то совсем неожиданное для бабушки. Настолько неожиданное, что та чуть не лишилась дара речи, когда однажды утром, открыв ворота хлева, она увидела пушистый белый комочек, лежавший рядом с ее любимицей. Та нежно вылизывала слабое маленькое создание с ножками-спичками и желтыми глазами с вертикальными зрачками.

- Господи Хранитель, Отец Всевышний! – запричитала бабуся
- А я-то дура старая, совсем уже невесть что подумала! А оно вон оно как – козленочка Бог дал! – счастливо квохтала старушка.

Радости ее не было предела! Теперь и молочко будет, да и козленочек подрастает.

Вот так в этой семье появилось прибавление. День за днем малыш крепчал, бегал на своих нежных копытках по дворику, гонял кур и очень сильно беспокоил кота, не привыкшего к такому активному и неуемному соседству. В октябре козленок уже перерос свою мамочку, к большому удивлению старушки, и продолжал, не сбавляя темпов, тянуться вверх. Его мышцы наливались сталью, длинная шерстка опала и теперь его бока покрываля густая плотная короткая шевелюра стального цвета с крупными серыми яблоками по бокам. Он рос очень беспокойным и энергичными созданием, научился высоко прыгать и зачастую встречал бабушку, уходившую на редкие посиделки в село, на коньке крыши ее домишка. Его желтые глаза, казалось, горели в темноте, высматривая свою хозяйку. Та ругалась, клюкою сгоняя своего воспитанника на землю, приговаривая:

- Вот голову сломишь! Ирод поганый! Все козлы как козлы – а ентот – альпинист выискался! А ну марш на землю - попрыгун мосластый!

Хотя в душе, старая, конечно же, нарадоваться не могла на резвость и здоровье этого чудесного создания.

Как водится, тут вдруг и случилось неожиданное и страшное. «Малыш» занемог. С утра он не вставал, ничего не ел, только много пил и тихо стонал. На морде появилась опухоль, которая увеличивалась каждый час и в конце концов достигла просто пугающих размеров. Бабуля не отходила от своего любимчика ни на секунду, пристраивала на опухоль влажную тряпку, подтыкала соломки сбоку, чтобы удобнее лежалось, причитала и плакала, обнимая шелковистую шею страдальца. Так продолжалось до вечера, пока распирающая плоть опухоль не прорвалась и не обнажила между ушками, чуть повыше на крепкой голове … молодой и нежный белый рог! У нашего зверя рос рог! Причем один рог и ровно посередине головы! Как только он прорвался сквозь кожу, наш герой, видимо, почувствовал облегчение и забылся спокойным сном.

Утром он уже весело прыгал возле бабушки, пытаясь вырываться из наброшенной на шею веревки по пути на пастбище.

Осенью любой мог бы заметить, что «малыш» стал типичным единорогом, таким, как его описывают в литературе мифологического толка, но с козлиными чертами. Но бабушка, которая видела единорожика каждый день, как это часто бывает, не обращала внимания на маленькие изменения. В ее глазах он оставался козленочком, вернее, уже молодым козлом. Даром, что в холке тот стал уже никак не меньше полутора метров, хоть и хвост, густой и длинный, никак не смахивал на козлиный … и если бы не рог, его, пожалуй, можно было бы принять скорее за жеребчика, чем за козла.

Зима принесла сугробы, короткие дни и скудный паек из сена и соломы. «Козлик» скучал и бил копытом в стены хлева, его желтые глаза, казалось, пронизывают насквозь хлипкую дощатую конструкцию. В конце февраля уже почти взрослый, возмужавший и крепкий единорог, повинуясь какому-то загадочному порыву, легко поддел своим рогом крышу сараюшки и смахнул ее на рыхлый снег. Сквозь прямоугольник серого неба на него пахнуло приближающейся оттепелью. Легким движением наш герой перемахнул через стену опостылевшей клетки и вскочил прямо на крышу домика, уставившись в одну точку на юго-востоке. Он смотрел, не меняя положения головы, в нее больше часа, как будто мог рассмотреть что-то важное, недоступное другим.

С этого дня для бабушки началась сумасшедшая схватка за порядок в собственном дворе. Единорог не давался бабуле и не слушал ее увещеваний. В хлев загнать его было невозможно. Он предпочитал ночевать на крыше, которая скрипела и жаловалась от такого жильца. Перегнившие стропила грозили обвалиться каждую секунду от тяжести этого резвого молодца. Так мало того, он еще повадился таскать тес, которым была крыта изба, оголяя и без того убогую крышу. Всю ночь «козлик» цокал по крыше, переходя с одного ската на другой, прыгал на землю, взбирался обратно с жутким грохотом и только с рассветом успокаивался, засыпая возле теплой печной трубы. Жизнь бабули превратилась в непреходящий кошмар. Та вспоминала часом, что когда немцы бомбили, было не так страшно. И то правда – бомба, она где? Может попадет, может – нет. А этот ирод топчется над головой каждую минуту!

Однажды в минуту отчаяния старушка молилась у образов, снаряжая поклон за поклоном. Своими движениями она подняла такую пыль, что не выдержала и чихнула. Да так здорово и громко, что затрясся, казалось, иконостас – и что-то оранжевое, кружась, упало к ногам бабули. Она подняла листок бумаги и поднесла к самому носу, припоминая, откуда листовка взялась в ее избе. Бабушка вспомнила усталого лейтенанта, блеск стальных клеток, потом ее сознание остановилось на своем козлике … тут мелькнул обрывок с Нинкой и ее сплетнями про электричку … и Ивановну осенило! Сопоставив все факты воедино, она поняла, что это за «козлик» ходит у нее по крыше. Нужно ли говорить, что через каких-нибудь 10 минут в специальной секретной военной части раздался звонок и вскоре дежурный офицер торопливо записывал адрес бабуси.

Через считанные минуты спец. машина генетической лаборатории стояла во дворе у нашей бабушки. Бравые и шустрые солдаты в маскхалатах растягивали гигантскую сеть по границам подворья, молча и сноровисто орудуя лопатками и шестами. Все это время единорог подозрительно наблюдал за происходящим из-за трубы на коньке крыши. Когда сетка по периметру охватила весь участок, в ее круг вступил командир. Он подошел поближе к избушке и поманил единорога вниз пальцем. Но гордое животное презрительно посмотрело на жалкие попытки человека командовать сказочным персонажем, издевательски фыркнуло и положило голову на вытянутые передние лапы, лениво почесав рог о трубу.

- Савченко, на позицию! – отрывисто скомандовал знакомый нам лейтенант. Солдат со снайперской винтовкой по его команде вышел в круг, присел на левое колено и стал целиться в животное.
- Сними этого стервеца с первого выстрела, чтоб не было чего! Понял?
- Есть, товарищ лейтенант! – ответил боец и замер, прильнув к окуляру.

Бах! Отрывисто гаркнула винтовка, и в кожу единорога впилась ампула с транквилизатором. Рогатый только успел удивленно поднять голову, как та безвольно свалилась обратно на передние копыта, а тело нарушителя спокойствия, завалилось набок и безвольно ползло к краю крыши, на секунду задержалось там и затем глухо упало в подставленную десятком бойцов плащ-палатку.

Бойцы сноровисто спеленали конечности единорогу, завернули его в мешок и погрузив в клетку, уже через минуту свернули сетку и погрузились в машину.

- Вы, это … сказал офицер – никому, хорошо? Военная и государственная тайна!
- А как же … козлик? Спросила ошеломленная старуха. Козла верните!
- Тише вы, успокойтесь, мы вам вместо этого привезем двух других козликов! – пообещал военный. И, как ни странно, слово свое сдержал.

В военной лаборатории №132 кипела жизнь. Лысоватый ученый в зеленом халате сидел на корточках возле клетки со спящим единорогом и внимательно наблюдал за его дыханием. Рядом в клетках ходили, лежали, томились, грызли прутья, кормились, справляли естественные надобности или пытались уничтожить пластиковые поилки очень забавные персонажи: рыжий пегас с недоразвитыми перепончатыми крыльями без перьев, русалка с влажным чешуистым хвостом и по-окуневому красными перьями плавников.

Одетая в кружевной черный бюстгалтер на зеленоватой груди, она томно лежала возле корыта с водой, игриво плещась своими плавниками в грязной жидкости. Левее единорога спал с прикрытыми глазами саблезубый тигр, выше, в стеклянной клетке, целое семейство гномов, пользуясь всеобщей суматохой, тихо обгладывало тушку эльфа из соседнего вольера, пойманного еще утром. Нетопыри и кикиморы, колобки и некие подобия чебурашек составляли население этой подземной комнаты. Даже дракон, забранный в огнеупорное стекло толстостенного вольера, красовался в торце помещения, время от времени выдыхая легкие облачка густого дыма, через которые нет-нет, да и прорывались хвосты пламени. Пара кентавров с подбитыми глазами по разным концам просторной клетки, принципиально не встречаясь друг с другом взглядом, делали растяжку, готовясь к очередному вооруженному внутривидовому конфликту. В атмосфере витал дух конкуренции, шаловливой злобы и нечеловеческой агрессии. Все замки на вольерах и клетках были сделаны из титана и выдерживали даже прямое попадание противотанкового снаряда.

Мы находимся в тайной лаборатории министерства обороны. Вот уже более 70-ти лет в ее недрах ведутся сверхсекретные эксперименты по воссозданию генома сказочных героев. Военная доктрина, вдохнувшая жизнь в эту лабораторию, и, что немаловажно, снабдившая ее необходимыми средствами, гласит: «Сделаем жизнь нашего потенциального противника кошмаром!». В то время, как эта лаборатория зарождалось, кто-то из ревностных служителей лидера государства воспринял ее буквально. Он привлек лучших биологов-генетиков для осуществления своих планов, простимулировал их, как в то время водилось, угрозами и пытками – и работа закипела! Кошмары рождались и умирали, скрещивались и давали новые ветви. К нынешнему времени насчитывалось уже три десятка устойчивых и клонируемых разновидностей ужастиков.

Если бы только потенциальный противник мог догадаться, чем его готовы удивить наши доблестные военные ученые! Да, в отличие от оружия массового поражения, пяток гарпий в Лондоне не привел бы к фатальным последствиям типа массового мора, но мог бы спровоцировать панику, которая бы переросла в повальное бегство горожан из английской столицы. А дракон в небе Шотландии? А пару вампиров в Нью-Йорке? Эти военные знали, что делают.

Но о них и их забавах, воспитанниках и кошмарах военной лаборатории – в следующей сказке.

13.02.03