Словарь поездки:
Виктор
Виктор Радкевич. Босс. Двоюродный брат. 198 роста, 160 кг (предположительно) веса. Колоритен, своеобразен, всегда чем-нибудь выделяется.
Руслан
это я
Чиро Феро
заместитель Лючи Лючиано. работает в Super Rifle
Лючи Лючиано
крутой местный деловой мужик с футбольным прошлым
Rifle
итальянское предприятие по пошиву джинсовой одежды для совка
Super Rifle
здание напротив Райфл, в котором считают те деньги, что зарабатывает Райфл
Мистер Гулевич
обращение к любому иностранцу из восточного блока
Италия
сапог, натянутый на пиренейскую скалистую гряду. На нем в трещинах выращивают оливки и вес остальные ингредиенты для пиццы и спагетти, кроме посуды. Посуду покупают в Германии.
Пицца
итальянская пища для туристов
Спагетти
макароны с неаппетитным сыром
Вино
национальный тонизирующий напиток итальянцев. До 2-х долларов за бутылку он тонизирует покупателя, если дороже 2-х - продавца (его пьют только туристы).
Итальянцы
албано-тюркский этнос, использующий не по назначению римский водопровод (построен 200 л. до н.э.), превративший Колизей в каменоломни (построен пленными евреями в 20-х годах н.э.). Народ чернявый, мелкий, ленивый. Спустились с гор, где возделывали агрокультуры. 80 лет тому назад. Ездят на маленьких машинках, пользуются купюрами с большим количеством нулей, живут за счет туристов и экспорта макаронов.
Море
волшебная субстанция, окружающая Италию со всех сторон. Ну, почти со всех. Из любой точки Италии добраться до ближайшего побережья на машине можно за 1 час.
Микельанджело
национальный герой, обожавший лепить мужскую плоть в натуральную величину.
Буанаротти
творческий псевдоним Микельанджело (как Паваротти)
Да Винчи
аэропорт в Риме
Рафаэль
изобретатель конфет из воздушной кокосовой стружки для балерин
Армани, Гуччи, Валентино, Труссарди
группа итальянских ученых-практиков, нашедшая честный способ отъема денег у населения
Пронто
ихнее алло!
Прего
очевидно, слово-паразит, часто встречается у работников сферы обслуживания
Турист
большинство нынешнего населения Италии
Кьянти
красное вино для гурманов
Гурман
тот, кто ест не только спагетти и пиццу
1. Новые итальянские
После прибытия в Римский аэропорт им.Леонардо Да Винчи!, мы слонялись два часа в ожидании пересадки на Флоренцию. Проходя по первому этажу, мы наткну
лись на группу новых итальянцев, расположившуюся напротив зоны прилета. Мелкие, пузатые, в кричащих рубашках под льняными пиджаками, они ожесточенно жестикулировали зажатыми в волосатых кистях рук сотовиками в процессе интеллигентной беседы. На запястьях бряцали золотые браслеты. Начищенные до блеска туфли разбрасывали солнечные зайчики от оправ дорогих темных очков. Собеседники явно обсуждали какие-то детали производственных отношений, но держались по отношению друг к другу корректно и даже на некоторой дистанции. Впрочем, подойти ближе, чем на метр друг к другу они не могли - мешали гордо выпяченные животы. Все они стояли прямо в проеме автоматической двери, которая суетливо подергивалась, провоцируемая каждым взмахом руки беседующих. Вокруг копошилась аэродромная жизнь, в самом центре которой и расположились наши деловые люди, и все участники перелетов беспрекословно объезжали эту серьезную группу по кривым большого радиуса.Но вдруг из калитки вышла группа прибывающих и «новые» на полуслове прервали беседу и напряженно стали всматриваться в приземлившихся. «Ну все! Сейчас начнется разборка» - пронеслось в голове. И действительно - через мгновение вся группа черными тараканами разбежалась по толпе прибывших, и через мгновение каждый из них … тащил по два чемодана впереди невзрачных европеоидных господ. Те, кого мы приняли поначалу за новых итальянцев, оказались шоферами лимузинов, в ожидании своих хозяев затеявших милую светскую беседу в аэропорту.
2. Разговор в автобусе
В Пизе, после осмотра падающей башни, главной святыни итальянской культуры, мы решили направиться к морю. Для этого сели в автобус на самое заднее сиденье и долго дожидались его отправки, покрываясь соленой росой пота в абсолютной духоте. А день выдался ужасно жаркий. Яркое солнце нагрело каменные стены и тротуары небольшого городка с неблагозвучным для славянского уха названием. Автобус постепенно превращался в духовой шкаф. За полчаса пребывания в нем из сырой курицы наверняка получилась бы равномерно поджаренная тушка.К счастью, вскоре мы тронулись и сидящий чуть впереди молодой смуглый и слегка кучерявый парень в солнцезащитных очках широко распахнул окно автобуса. Тут же, как будто ожидая такой поворот событий, престарелая парочка справа впереди заверещала как резанная. Местного языка мы не знали, так что в основном догадывались, что старичок скачал этому молодому неформалу. Но по характерным жестам и направлению склеротической руки мы догадались, что его сдувает, и он просит ради мадонны полностью прикрыть окно. Но … седовласым не повезло – рядом с ними обосновалась небольшая толпа молодых смуглых людей, которые из чувства юношеской мести открыли второе окно нараспашку. Приятный упругий поток воздуха хлынул в салон. Нам стало почти что хорошо, но старикашки, усиленные поддержкой своих ровесников, не унимались. Они требовательно ныли и кряхтели, порываясь встать, молодой (назовем его Антонио) парировал их ветхозаветные доводы и уже буквально через секунду весь салон автобуса был вовлечен в очень киношную итальянскую беседу.
Мы участвовали в ней в качестве статистов, поочередно переводя взгляды с ораторов на ораторш, но мысленно были с молодыми, в подтверждение чему слегка приоткрыли свое окно слева. За это мы заслужили благодарную улыбку тридцатилетней соседки-девушки.
А страсти разыгрались нешуточные. Спорящие очень активно фонтанировали замысловатыми оборотами, крутили пальцами у виска, разводили руками и порывались действовать. Кисти и пальцы летали, как ржавые вагонетки на американских горках. Экспрессии не было предела. Будучи сами представителями группы романских языков, кое-что из беседы нам удалось понять по неуловимо знакомым обрывкам отдельно стоящих под ударениями слов. Но собеседники на диво оставались при этом приветливы и корректны и, даже посылая друг друга в такие дали, где даже Буратино спасовал бы перед трудностями, они неизменно улыбались и излучали добродушную непреклонность. Попытаюсь воспроизвести весь разговор с самого начала в лицах в его отечественной интерпретации (жирным выделены слова, которые мы смогли идентифицировать - на их скелете я и построил возможную конструкцию разговора) :
Дед: Какого рожна ты. молокосос, открыл фрамугу?
Антонио: Потому что, старый хрыч, жарко, как у черта в эаднице!
Дед: Кому здесь жарко? У меня от сквозняка гланды пухнут!
Антонио: Засунь свои гланды своей жене в <сумочку?>, фашист проклятый!
Дед: Мы, между прочим, в твои годы Родину защищали с оружием в руках, А ты, недоумок, не даешь насладиться спокойной старостью!
Антонио: В гробу я видал вашу старость! Я тоже оттрубил два года от присяги до
дембеля! Если не нравится сидеть в автобусе - закажи себе такси!
Дед: Да как вам не стыдно, молодой человек! Разве со старшими так разговаривают! Если бы ваша мама узнала об этом, ей было бы очень стыдно!
Антонио: А ты мою маму не трогай, подагрический обмылок старой коммунистической
Италии, мама святая, как мадонна!
Дед: Ну прикрой же ты свое поддувало хоть наполовину - ты же не один в автобусе - вот смотри сколько пожилых людей привалило! Надо же хоть какую-то совесть иметь!
Антонио: Да зачахнете вы все в таком пекле! Ну и хрен с вами! На треть-то я может и прикрою.
Дед: Ну зачем же на треть - ты оставь себе маленькую щелочку - тебе сквозняка по самые немытые уши хватит!
Разговор продолжался в таком ключе еще примерно полчаса. Весь автобус превратился в парламент. Пассажиры дискутировали по поводу ширины щелочки в зависимости от скорости движения автобуса. Наконец, решение было выработано – Антонио уже не столько ехал в автобусе, сколько манипулировал фрамугой. Больше скорость - меньше щель. Меньше скорость - больше щель. Но юноша не всегда корректно успевал справиться с постоянно меняющейся ситуацией и стариков время от времени пронизывало сквозняком. Они брюзжали и жаловались на жизнь, но в конце концов не выдержали и удалились в переднюю часть салона.
Тем временем молодому человеку уже пора было выходить - окно открыли нараспашку и
больше его никто не трогал. Вот так, за наблюдениями за беседами, вскоре мы оказались на побережье.
3. Фотоальбом босса
В Риме, на левом берегу Тибра, расположен Ватикан. Высокая каменная стена отделяет его
от всего остального мира, а огромная площадь, напротив, соединяет его с ним через папский балкончик в храме Св.Петра. В этот самый храм Виктора не пустили, потому что он был в шортах. Как видно. Св. Петр был большим шалуном и вид мужчины в шортах несколько возбуждал его, отвлекая от святых мыслей и праведного образа жизни. Но я был не в шортах – меня пустили. Пока я осматривал грандиознейший храм, пропитанный возвышенным отношением человека к всевышнему, Виктор попал в суровый обмолот. Возле него сгрудились азиаты непонятной национальности. Подойдя поближе, я увидел, что его окружили толпой с трудом доходящие до колена боссу выездные китайцы. Они построили очередь на фотоприем к Виктору. Очередь получилась чуть меньше, чем в сам Ватикан. Широкоскулые широко улыбались, щелкали многочисленными вспышками и обнимали Виктора за икроножные мышцы. Дома они проявят фотографии, рассуют их по альбомам с видами Венеции и будут рассказывать удивленным родственникам легенды о Джузеппе Гарибальди и крупных итальянских хлопцах, которые абсолютно бесплатно позируют на площади Св.Петра.
Когда туристы удовлетворили свой интерес и схлынули в свой автобус, Виктор облокотился на парапет и, просунув ногу в мокасине на территорию Ватикана, задумчиво произнес:
«Это будет уже третья сотня фотоальбомов за последние два года, где меня будут показывать филиппинским, японским и даже индонезийским детям как местную достопримечательность. В Англии я служил им Робин Гудом, во Франции - Жанной Д’Арк. в Германии - Вильгельмом Телем, а в Канаде меня принимали за дядюшку Бондюэля... И только в Минске мою фотографию с первого стритбола в «Свободе» подписали как «Директор Адидас, купающийся в роскоши импортного спортивного оборудования на глазах у голодного населения».
4. Здравствуйте, мистер Гулевич!
На первую встречу в Райфл нас доставил водитель, ни говорящий ни на одном языке, кроме
своего родного. В 10.00 утра он привез нас к большому серому зданию, возле которого стоял серый Рэйнддж Ровер и бросил нас в приемной. После пятнадцати минут ожидания было сказано, что нас ждут через дорогу, в другом сером здании, возле которого в своре фиатиков стоит бессовестно красивый Порше.
Действительно, в другом сером здании мы ждали всего десять минут, пока не выскочил молодой человек в галстуке с розовой пантерой и, не доходя до нас добрый десяток шагов, зарделся, осветился улыбкой и отвесил глубокий театральный поклон. После чего с нежной улыбкой вошел с нами в рукопожатие и вдобавок кокетливо проронил: «Добрый вечер!». Мы были притворно очень поражены глубиной его познаний в русском и чинно проследовали на второй этаж здания. Потом потянулось рутинное обнюхивание, бесконечное прикуривание сигарет, хлопанье пушистыми итальянскими ресницами, поглощение кофе за никчемными разговорами – словом, все то, что в Италии, видимо, и называют работой.
В обеденный перерыв мы с ним посетили маленькую таверну. Названия у нее не было, но наиболее подходящим было бы такое "У заплеванного газона". Мистер Чиро Феро угощал нас кьянти, излагал свой взгляд на историю Италии, жаловался на недостаток личной культуры у итальянцев, подчеркивая глубину пропасти, разделяющей цивилизованный север и аграрный юг. Он поведал о проблемах со своим здоровьем, о традиционных рецептах итальянской кухни, о традициях фирмы Райфл. Так, во взаимных беседах, мы плавно и прикончили деловую встречу. Прощаясь с нами, Чиро долго пожимал руку Виктору с предложением своей посильной помощи в организации остального нашего пребывания в Италии, и напоследок сказал по-русски, заботливо глядя в глаза Виктору:
- До свиданья, мистер Гулевич!
Затем он повернулся ко мне, аккуратно пожал руку и попрощался:
- До свиданья, мистер Гулевич!
Мы сделали вид, что вес нормально, с трудом сдерживая душивший нас смех. Наверное, шеф предупредил Чиро, что мы с Виктором братья, и наивный сеньор Феро посчитал, что для нас одной общей фамилии вполне достаточно. Оно и правильно! Чего уж тут. И так молодцы. В Германии и Англии с нами даже никто не пытался и заговорить на русском.
Возвращаясь обратно с братом того же молчаливого водителя, явно такого же не полиглота, как и его родственник, я наивно спросил его в душном автомобиле, как только мы тронулись, на ломанном английском:
- Do you have condition here?
Мужик даже ухом не повел. Тогда за дело взялся Виктор - он слегка перевесился со своего
места к водителю, заслонив весь боковой обзор своим внушительным профилем основательного тела, пощелкал указательным пальцем по кнопкам консоли и громко спросил, слегка жестикулируя (копируя по возможности тех самых водителей лимузинов из аэропорта в Риме):
- Condicionero? - указывая рукой куда-то в недра подкапотного пространства.
- Si-Si! - радостно защебетал итальянец, услышав знакомую речь и включил кондиционер. Виктор с довольным лицом обернулся ко мне и назидательно заметил: «Как я его, а? В этом языке главное ударение!»
5. Планы Барбароссы
Проходя в плотной толпе туристов по узким улицам Флоренции, мы осматривали прохладное тело какого-то величественного собора, погрязшего в древности и копоти от выхлопов современных автомобилей. Мы замедлились, чтобы внимательно осмотреть множество мелких достопримечательностей, как вдруг пронзительный голос уличного зазывалы пробился к нам сквозь шумовой мотороллерный фон.
- Барбароссо! Барбароссо! - кричал уличный рисователь портретов, одной рукой подманивая к себе Виктора, пока другой имитировал у себя на лице лихорадочное подергивание несуществующей пышной бороды (лохматая черная испанская бородка была у Виктора). Когда мы приблизились, он уверенно заявил, все еще надеясь заполучить Виктора на портрет -
- Дойче!
- Наин - ответил проходя мимо Виктор
- Дойче-дойче! -типа «меня не проведешь» захихикал художник, предвкушая навар в
немецких марках.
- Руссо - скромно и спокойно обронил Виктор, удаляясь
- Руссо туристо - тарифе специале! – долго доносилось ему вслед.
Так Виктору, испытывающему мучительный и не проходящий комплекс по поводу своей никчемной национальной принадлежности, никогда и нигде еще не льстил. Самым близким был тот случай в Мюнхене, когда его приняли за чеха в гаштете для рабочих местной фабрики после десятой кружки пива. Настроение поднялось на целый день.
6. Море, афроитальянцы
Чернокожее население в Италии представлено обособленным отрядом уличных торговцев.
Ходят они везде по туристическим местам тусовок, обвешанные многочисленными вязанками товара, закрывающими их полностью с ног до головы. Продают они кожаные ремешки и ремни, непонятную лошадиную фурнитуру, прочую галантерею плюс то, что успели стянуть с утра у зазевавшихся туристов. Они умелые маркетологи и, будучи неплохими уличными психологами, безошибочно вычленяют из толпы обалдевших от жары туристов свою жертву, возле которой трясут своим скарбом, ласковыми словами ломая ее сопротивление.В один из дней нашего пребывания в Италии мы были не обременены деловыми обязанностями и поехали на море после посещения Пизы. Все мало-мальски пригодное для культурного отдыха побережье оказалось поделенным на куски различными кооперативами по эксплуатации песка, воды и солнца. То есть так просто бесплатно приходить и раздеваться можно только сбоку, где промышленный пейзаж серых камней волнолома украшен только отдельно стоящими серыми кабинками для переодевания без дверей и кучками живописного мусора. Поэтому с километр мы шли по берегу, выбирая себе пляж по ранжиру.
Мы прошли мимо великолепных комплексов с хрустальными дверями и холодными барами, мимо приличных классовых заведений с крашеными наборами и душами в опрятных кабинках, пока не добрели до «пионерлагеря». Дух доступности витал над рассохшимися досками утилитарных помещений и грязной рукотворной бухтой на берегу. Нас входе нас встречала сама хозяйка этого клочка побережья. Поинтересовавшись уровнем цен, мы удовлетворились вероятным качеством сервиса и заняли два шезлонга возле воды. Это был будничный день, и местное население на пляже было столь малочисленно, что если бы не девушка с мужским типом торса, героически загоравшая topless, можно было бы сказать, что на пляже мы были одни.
Мы разделись и выпили первую бутылку слегка газированного белого прохладного вина, совсем дешевого по нашим понятиям, когда на горизонте покачалась черная точка. Через минуту она превратилась в большую черную крапинку, а чуть позже в большое черное пятно, неторопливо приближавшееся к нам. Когда вторая бутылка вина была уже всерьез почата, черный силуэт, оказавшийся чернокожим коробейником, вступил на наш пляж. Он уверенно подошел по горячему песку к местной тетушке совкового вида и начал оживленную торговлю. Кончилось это тем, что она приобрела у него вначале крем для загара, затем чудный гребешок из черепаховой пластмассы и, к великой радости продавца, наконец, купила откровенно стыренное где-то пляжным коммерсантом неподалеку полотенце. Воодушевленный успехом, деляга направился уверенными стопами к нашим зонтикам и с ходу начал предлагать товары повседневного эмигрантского спроса. Увидев, какую явно неконьюктурную реакцию вызвало его появление на линии «солнце - наши тела», симпатичный загорелый дядька в до боли родной по отечественным воспоминаниям шерстяной вязаной шапочке попытался разговорить нас. Точнее, беседовал с ним один Виктор, потому что за полиглота в нашей компании слыл однозначно он.
- Гуд! - сказал продавец
- Гуд! Гуд! - добродушно согласился Виктор
- Гуд! Гуд! - продолжил разговор черный, обнажив сахарные чубы в ромово-шоколадной улыбке
- Чего надо? - дружелюбно проронил Виктор
- Откуда родом сеньор? - на итало-суахилийском наречии спросил наш визави, сопровождая речь интернациональной жестикуляцией
- Виват Куба! - ответил Виктор, намекая на наше неместное происхождение
При слове Куба у черного восхищенно сверкнули зубы, он уважительно склонил голову и торопливо стал собираться ретироваться, вспомнив, видимо, сказки о страшных командос из
кубинских спецслужб.
- Фидель Кастро! - напоследок крикнул Виктор, угощая опешившего от неслыханной щедрости комрада тысячелировой бумажкой (аналог нашей ½ баксовой купюры)
- Виват Фидель! - отрапортовал тот и пошел дальше по песку, вполне удовлетворенный нечаянным бизнесом.
Его следы на песке не успели остыть, как к нам стали стягиваться со всего побережья другие нелегалы, привлеченные наводкой своего коллеги. Как деловые люди, он не тратили лишнего времени на знакомство, а становились в очередь за тысячными купюрами. Мы уже допивали третью бутылку вина (каждая по 1,5 литров), Виктор был благодушен, а тысячных бумажек у него в кармане оказалось очень много. Вот так мы и познакомились в лицо со всем пизанским отрядом уличных торговцев. Нашествие завершилось одновременно с мелочью.
Солнце припекало, вино и мороженное не кончались, нас приветливо провожали в туалет сильные руки местного бармена, у которого мы были сегодня, а может, и за всю неделю, единственными клиентами. После пятой бутылки я стал терять связь пространства со временем. Они стали существовать отдельно сами по себе. И все бы было ничего, но как-то вдруг время стало быстро исчезать, резко накренившись в моих рассогласованных невероятным для меня количеством выпитого за один раз вина, глазах. Да так серьезно, что обратная дорога во Флоренцию для меня стала односерийным мультиком в несколько секунд, хотя заняла она не меньше двух часов. Молодое вино сыграло со мной свою обычную шутку.
Мы торопились на финал кубка Чемпионов по футболу. Но мне было не суждено увидеть матч, потому что подушка стала последним светлым пятном в моих воспоминаниях того вечера. Проснулся я в 4 утра из-за пронзительного холода. Сказывалась работа кондиционера, который я еще утром зарядил на 15 градусов по Цельсию. Стуча зубами, я восстановил 20 градусный режим и попытался заснуть. Кровь, насыщенная газированным вином, нежно булькала в жилах и игриво моталась через сердечные клапана, повсюду рассеивая спокойствие и негу. Но сон не шел. Я лежал в итальянской темноте холодного номера и призывал к себе дремоту. Только через сутки мне это удалось.
7. Ристоранте – общепит в горордах Италии. Обзор.
Типичная картина. Вечер в Риме. Нестерпимо жарко. От теплового удара нас спасает
только то, что мы не знаем его симптомы. Но вот уже начинает постепенно спадать изнурительная асфальтовая жара в вечно грязном городе. Мы ищем место для завершающего ужина. Ходить лениво, двигаться тяжело, хочется сесть за столики возле фонтана и выпить много много холодного пива. Но ближайший фонтан в часе ходьбы, пронырливые итальянцы и жопастые пожилые немецкие туристы заняли все «верхние» места, а пиво в Италии пить просто неприлично по отношении к местному славному вину. Приходится идти в душную глубину подвальчика-ресторанчика.Суетливый очень взрослый хозяин небольшого росточка снует как заведенный от кухни по ступенькам наверх, к столикам и обратно. Его молодая и медлительная жена явно не укладывается в общий темп, и только ее сочная роскошная грудь, наверное еще не надоевшая темпераментному хозяину, спасает ее от нагоняя. Кроме семейной пары в ресторане показывается на заднем плане китайский мальчик, шустрящий по грязной посуде и, назовем ее теща, - расплывшаяся неряшливая близорукая копия жены хозяина с густыми черными усами на равнодушном лице. Внутри ресторанчик представляет собой небольшое темноватое заведение, потолок которого являет собой немыслимое нагромождение арок, ступенек и углов.
В него втиснут пяток столиков и холодильник с напитками. Черный удушливый пролом ведет на кухню, скрытую от глаз посторонних столом для разделки.
Из кухни воняет жженым маслом, из холодильника, когда его медленно открывает хозяйка,
несет птичьей дохлятиной. Вот такое славное местечко, одно из миллионов других таких же в меру задрюченных итальянских ресторанчиков.
Хозяин бросает нам пару меню, стрекочет по-итальянски рекомендуемые блюда и гарцует
дальше, гортанным криком призывая жену принять у новых посетителей заказ. Виктор первым делом заказывает домашнее вино, типа того, которое нам понравилось еще во Флоренции. Официантка утвердительно кивает головой и идет к холодильнику- где, чуточку схоронившись от ненужных глаз, достает из камеры пятилитровую бутлю магазинного дешевого столового и долго пытается совладать с пробкой. Ей, наконец, это удастся и вино булькает в простоватый прозрачный графин, стилизованный под древнеримскую бутылку. С чистой совестью и честными глазами хозяйка ставит ее нам на стол, приговаривая: «Свое красное вино. настоящее, такое в магазине не купишь!». Мы деланно восхищаемся и пробуем вино. Сразу вино не нравится, но очень хочется пить. После второго стакана вино не нравится гораздо больше, но мы обреченно допиваем его. Виктор заказывает себе белое вино, я решил не рисковать и продолжил с красным. Как потом выяснилось со слов Виктора - лучше бы он продолжал пить красное.
Но принесенная пища очень хороша – вся, за исключением рыбы, которую г-н Барбаросса отведал здесь первый раз за все время пребывания в стране черномазых предков белокурых римлян. Рыба плохо прожарена, нехорошо пахнет и неизвестно как называется. Пока мы трапезничаем, хозяин продолжает свое движение, немцы пьют наверху пиво, итальянцы вокруг поглощают баклажаны и макароны.
Расставание было очень ровным и бесслезным. На прощание с Римом мы зашли еще в одно
Кафе, где пили пиво местного разлива. Пиво им не удалось, поэтому в качестве моральной
компенсации я съел лозанью. Ничего плохого про нее сказать не могу.
Затем мы зашли еще в одно кафе, затем еще в одно. Их роднило одно - пиво всегда было неважным, а вино каждый раз оказывалось «местным».
По сравнению с Римом во Флоренции нам покачалось гораздо чище и чиннее. Там нет такого откровенно потребительского отношения к клиентам. А может, нам просто больше везло. Но, в одном ресторанчике в центре Флоренции мы. например, сидели возле дерева, растущего в центре здания, отгороженного от шаловливых рук посетителей стеклянным цилиндром, внутри которого вился ствол, ведущий к высоко раскинувшейся над крышей кроне.
В другом флорентиискоми ресторане было тоже уютно и неплохо. Кормили везде вкусно, а вина мы выпивали так много, что порою даже забывался его цвет.
8. Отель две звезды. Под сенью шестиугольной.
По прибытию в Рим мы уверенно пошли по компьютерной распечатке карты в направлении к отелю, рачительно забронированному еще через Интернет на родине. Полчаса мы волочили сумки по жаре, удивляясь такому странному соотношению масштабов с реальной дистанцией, пока дружелюбные люди не отправили нас в обратную сторону. Поскитавшись полчаса по городу, мы взяли след по другой карте, купленной Виктором, и наконец пришли к зданию вокзала, где наш отель в самом деле и оказался. За стойкой нас встретил очень милый еврейский мальчик с иудейской сережкой-звездочкой в ухе. Он бойко говорил по-английски, все делал сноровисто и аккуратно и в целом очень приглянулся Виктору. Особенно покорило его упоминание о герлфренд из-под Полтавы, которая уже слиняла в Израиль, не дождавшись милого хлопчика.
Пока заедающий древний лифт с кабинкой, рассчитанной на двоих средних жителей, доставлял нас на 4-ый этаж. Виктор посетовал на особенности моего физического строения, которые, упираясь ему в живот, мешали дышать полной грудью. Мы разместились в отдельной комнате с душем внутри и туалетом в коридоре. Виктору досталась кровать, а мне - небольшая итальянская раскладушка. Когда мы одновременно стояли в номере, третий (если бы он был) комфортно мог бы только разве что лежать. На боку. Но все вокруг было новым, аккуратным и даже симпатичным. Отель подвергся недавно ремонту и следы этого были заметны везде, где надо. Но самой главной особенностью отеля была великолепная акустическая система усиления шумов улицы с доставкой в комнату без искажений. Колодец домов узкой улицы в совершенстве владел искусством смешивания разных тресков, хлопков и ревов в единый убийственный фон, хуже которого мог быть только звук работающего в соседней комнате отбойного молотка. Кондиционера не было. При закрытом окне шум придушенно стихал, но поскольку на дворе плавилась жара, закрывать окно было слишком опасно - мог бы вспыхнуть пожар от дыхания жильцов, мгновенно становившемся жарким, как дуновение ветра от ночного
походного костра.
Поэтому ночь, проведенную в Риме, можно было смело отнести на счет дискотек - мы
вес равно не сомкнули глаз и вдобавок постоянно шевелились, в попытке нащупать устойчивое равновесие на эрзац-кроватях.
А больше всего доставал нас шум мотороллеров, мопедов и прочих скутеров, которые
десятками тысяч бооздили днем и ночью улицы вечного города. Этот сухой высокооборотистый треск преследовал нас всю ночь. Утром Виктор сказал в хмуром расположении духа: «Если бы наш бывший менеджер по рознице не уволился, я подарил бы ему подержанный скутер. Он бы ему очень подошел».
А так даже очень мило там было. В целом нам понравилось.
1998
Комментариев нет:
Отправить комментарий